Военный вождь у древних римлян. Римская армия. Лагеря и форты

История катастрофических провалов военной разведки Хьюз-Уилсон Джон

8. «ПРЕМЬЕР-МИНИСТР, НАЧАЛАСЬ ВОЙНА». Война Судного дня (1973)

8. «ПРЕМЬЕР-МИНИСТР, НАЧАЛАСЬ ВОЙНА». Война Судного дня (1973)

Если поражение, вызванное таким катастрофическим провалом разведки, какой имел место при Перл-Харборе, может подвигнуть нацию на реформирование своих разведывательных служб, то, как это ни парадоксально, блестящая победа, одержанная с помощью разведки, может привести к самоуспокоенности и катастрофе. Это подтвердила война маленького государства Израиль с арабами в октябре 1973 года.

6 октября 1973 года, в день иудейского праздника Йом-Кипур (Судный день), войска Египта и Сирии напали на расширенные границы «Великого Израиля» и нанесли серьезный урон застигнутой врасплох и растерянной Армии обороны Израиля (АОИ). После ожесточенных боев, длившихся восемнадцать дней, непрошеные гости отступили с большими потерями, и израильская территория была отвоевана, однако гордиться израильтянам было нечем. Миф о непобедимости Израиля и всемогуществе его разведки, столь тщательно культивировавшийся после блистательных военных успехов Шестидневной войны 1967 года, был развеян навсегда. Маленькое доблестное государство, которое всегда преодолевало любые трудности, ведя постоянную борьбу за выживание в окружении враждебно настроенных соседей-арабов, стало очередной страной, застигнутой врасплох своими противниками по вине некомпетентной разведки.

Корни арабо-израильской вражды уходили далеко в прошлое. Все началось со спора из-за территории Палестины, которую еврейские поселенцы осваивали пядь за пядью в течение первой половины XX века. Еврейская диаспора почти два тысячелетия мечтала о возвращении на свою иудейскую родину, которую Тит предал мечу в 70 году от Рождества Христова. Римские легионы подавили восстание евреев с жестокостью, характерной для императорского Рима, и рассеяли их по всему Средиземноморью. «В следующем году - в Иерусалиме!» - так звучал исторический тост этих разбросанных по свету людей. К концу Второй мировой войны это пожелание стало превращаться в реальную возможность, так как сионизм - основанное в XIX веке движение за возрождение еврейского народа на его библейской родине - получал мощную поддержку от разрушенной войной Европы.

«Политика вины» редко бывает хорошим средством для проведения справедливой реформы. Это подтвердилось в случае европейских евреев. Потрясенные холокостом и переполненные многочисленными перемещенными лицами еврейского происхождения, страны-победительницы 1945 года закрывали глаза на новый поток еврейских беженцев, державших путь в Палестину, куда в 1920-х и 1930-х годах уже переселилось полмиллиона их соотечественников. Даже британцы, уполномоченные решением ООН поддерживать порядок в Палестине, делали лишь робкие попытки употреблять власть в отношении непреклонных и отчаявшихся еврейских беженцев, устремлявшихся в Палестину, и помогавших им группировок борцов за свободу, терроризировавших в равной степени британцев и арабов. В 1947 году британцы с явным облегчением сложили с себя ответственность за Палестину, предоставив арабам и евреям самим решать свои конфликты. После Освенцима и Бельзена никто не хотел выглядеть помехой на пути становления новой родины евреев.

Но даже с учетом этого государство Израиль появилось как некий современный заморский гость, норманн на краю враждебного арабского мира. Запад рассматривал его как гавань для евреев, возвращающихся на свою историческую родину. Арабы, со своей стороны, видели в образовании государства Израиль откровенную аферу, в результате которой у арабов - и особенно палестинцев - посредством подкупов, уговоров, террора, воровства и коррупции была отнята часть их территории. Арабский мир не видел своей вины в суровом обращении Гитлера с евреями - его гораздо больше волновало обращение еврейских колонистов со своими соседями-арабами и споры за земельные участки в 1930-х годах. Так родилась жестокая вражда между новыми поселенцами и коренным населением.

14 мая 1948 года было официально провозглашено государство Израиль. 15 мая 1948 года вооруженные силы Египта, Сирии и Трансиордании, Ливана и Ирака одновременно напали на новую нацию в решительной попытке уничтожить ее при рождении, сбросив эту «кукушку в ближневосточном гнезде», каковой они считали Израиль, в Средиземное море. Они потерпели неудачу. С мужеством отчаяния и моральным пылом новые израильтяне отбросили арабов на всех участках, несмотря на многократное численное превосходство противника. Разгромленные, побежденные, израненные арабские захватчики отступили, изумленные боевым духом и боеспособностью еврейского государства. Израиль родился в кровавом бою и сразу закалился в пламени победы на поле брани, хотя исламский мир не смирился с таким положением дел. Вытеснение народа Палестины с его земли и само право Израиля на существование стали темами непримиримого спора, продолжающегося по сей день.

Следующая война разразилась в 1956 году, когда израильтяне в союзе с французами и британцами напали на Египет Насера после того, как тот национализировал Суэцкий канал. Результат был тем же, что и в 1948 году: унижение арабов, триумф израильтян. Рана продолжала гноиться. В 1967 году, окруженный арабскими войсками, готовящимися к очередному нападению и имеющими значительное численное превосходство, Израиль первым нанес удар - один из самых эффектных упреждающих ударов во всей истории кровавого XX века. На рассвете 5 июня 1967 года военно-воздушные силы Израиля уничтожили своих египетских и сирийских противников на земле, после чего, имея полное превосходство в воздухе, отбили у сирийцев Голанские высоты на северной границе Израиля, отвоевали Иерусалим у иорданцев на востоке и захватили сектор Газа и весь Синайский полуостров на юге, изрядно потрепав и обратив в бегство египетскую армию. Так родился «Великий Израиль».

К 1968 году, впервые с момента своего основания, Израиль как государство был территориально защищен естественными границами. На севере безопасность обеспечивали Голанские высоты, освобождавшие обитателей кибуцев от необходимости растить своих детей под артиллерийским огнем. На востоке небольшая, но хорошо обученная иорданская армия была вытеснена с территории Западного берега реки Иордан и теперь базировалась на восточном берегу. А на юге Синайская пустыня, ранее служившая 150-мильной буферной зоной между израильской и египетской передовыми, была заменена новой границей - Суэцким каналом.

Эти расширенные границы могли бы обеспечивать Израилю политическую и территориальную безопасность, но, ввиду угрозы со стороны всегда враждебно настроенных арабов, они требовали постоянного присутствия военных, подобно сторожевым башням над стенами Иерихона. Это накладывало на маленькую страну большое бремя в смысле траты людских и материальных ресурсов. Давала о себе знать и потеря старой буферной зоны на юге. До 1967 года вооруженные силы Египта должны были преодолеть 150 миль Синайской пустыни, чтобы атаковать своих врагов-евреев. Теперь им требовалось преодолеть всего 150 ярдов Суэцкого канала. В 1973 году эта разница оказалась критической.

Участники Шестидневной войны еще не успели извлечь обугленную плоть из сгоревших танков, как вновь завязалась схватка, правда пока только на уровне артиллерийских дуэлей и партизанских атак. Поскольку в течение наступившего шестилетнего периода «без мира, без войны» египтяне продолжали «поддерживать огонь в топке», Израиль все больше убеждался в уязвимости своего нового стратегического положения. Только за июль 1969 года потери Армии обороны Израиля в боевых действиях составили 36 человек убитыми и 76 ранеными, а в период между январем и июлем 1970 года эти потери выросли почти до 500 человек. Такие темпы убыли в живой силе невозможно было выносить долго, и 9 сентября 1969 года АОИ пришла в движение, чтобы преподать своим арабским мучителям суровый урок.

В ходе операции, получившей название «десятичасовой войны», вооруженные силы Израиля переправились через Суэцкий канал и с использованием захваченных египетских бронетранспортеров, экипажи которых состояли из арабоговорящих солдат общей численностью в 150 человек, устроили обширный карательный рейд на Египет. Это крошечное боевое соединение под чужим флагом произвело опустошения в окрестностях города Суэц, нанеся противнику урон в живой силе в размере 450 человек, собрав важную разведывательную информацию и уничтожив три радара противовоздушной обороны. Через десять часов израильские коммандос спокойно вернулись на свой берег с двумя советскими основными боевыми танками Т-62, захваченными в ходе рейда. В довершение всего израильтяне в том же году пересекли канал в его южной части и демонтировали новехонький советский радар П-12 под самым носом у египтян и их встревоженных советских военных советников.

Несмотря на эти убедительные успехи, Израиль осознавал необходимость в надежном защитном барьере. Таким барьером стала линия укреплений вдоль Суэцкого канала, названная в честь Хаима Бар-Лева, начальника генерального штаба израильской армии. Линия Бар-Лева протяженностью в сто миль представляла собой цепь пехотных фортов (опорных пунктов) с глубокими бомбоубежищами, минными полями и стрелковыми ячейками, за которыми тянулся лабиринт траншей, крытых дорог, водяных цистерн и врытых танков и артиллерийских установок. Линия Бар-Лева, этот израильский вариант линии Мажино, пришла на замену гибкой обороне в виде маневренных военных действий с применением бронированной техники. Чтобы исключить возможность переправы противника через канал в надувных лодках, отдельные опорные пункты были снабжены подземными нефтяными резервуарами со специальными трубами, предназначенными для сброса горючей жидкости в канал и ее последующего поджога с целью уничтожения любого, кто отважится на переправу.

Линия Бар-Лева была нужна Израилю как воздух. Египетская война на истощение продолжалась более полутора лет, прежде чем президент Насер в июле 1970 года согласился на прекращение огня. Жители Израиля издали коллективный вздох облегчения - отныне им больше не придется каждое утро читать в газетах заключенные в траурные рамки перечни потерь. Обе стороны воспользовались затишьем. Египтяне начали размещать новые зенитные ракеты и радары советского производства вдоль всей линии канала. Израильтяне, в свою очередь, продолжали расходовать невероятное количество бетона - и денег - на укрепление линии Бар-Лева, которая должна была стать непреодолимой преградой для египтян. По одной из оценок, расходы на оборонную инфраструктуру Синая в 1971 году составили полмиллиарда американских долларов (в тогдашних ценах).

Израилю помогали деньгами еврейские доноры из других стран. После победоносной войны 1967 года, движимая смесью гордости, чувства вины и религиозного пыла, еврейская диаспора утроила свою финансовую помощь государству Израиль. Денежные поступления от частных лиц и неправительственных организаций, в том числе американских, выросли с 400 миллионов долларов в 1967 году до 1,2 миллиарда после Шестидневной войны. За счет этих денежных средств, вкупе с щедрой помощью США, жизненный уровень среднестатистической семьи в Израиле рос быстрее, чем в любой другой развитой стране мира, и это несмотря на оборонный бюджет, который давно бы обанкротил любую другую экономику. Как это ни парадоксально, война фактически способствовала росту национального дохода Израиля. Страна остро нуждалась в этой помощи из-за рубежа. Даже несмотря на нее, в 1972 году она была вынуждена урезать свои расходы на оборону на 68 миллионов долларов.

Укреплению положения Израиля способствовали и другие события. В дни «черного сентября» 1970 года король Иордании Хусейн, чье терпение окончательно лопнуло, приказал своим коммандос нанести удар по палестинским партизанам, энергично создававшим свое «государство в государстве» и вступавшим в кровопролитные междоусобные стычки в пределах Хашимитского королевства. Говоря словами одного наблюдателя, «хорошо обученные бедуинские солдаты преподали жестокий урок [палестинским] террористам... лучше бы те даже не пытались вступать в борьбу с настоящей, хорошо обученной пехотой». В результате палестинские партизаны были вынуждены бежать в Сирию и Ливан, и впервые с 1948 года на восточных рубежах Израиля воцарилось относительное спокойствие.

28 сентября 1970 года в Израиль пришла еще более приятная новость: скончался президент Египта Насер. В одночасье не стало рупора арабского социализма, панарабского национализма и главного советского приспешника в арабском мире. Его преемником стал Анвар Садат, один из создателей организации египетских офицеров-националисгов во главе с Насером. Истовый мусульманин, Садат, тем не менее, был более терпеливым и рассудительным, чем суетливый и вспыльчивый Насер. С самого начала он открыто заявил, что для достижения своих целей Египту придется воевать. Вместе с тем он был прагматичным политиком, параллельно проводившим поиск дипломатического решения. Возможно, несколько необдуманно он провозгласил 1971 год «решающим».

Объявленный Садатом «решающий год» начался неудачно. Египетские дипломатические инициативы были либо отвергнуты, либо проигнорированы, хотя в некоторых отношениях они совпадали с намерениями Израиля. Безуспешные переговоры в Организации Объединенных Наций и рост напряженности в двусторонних отношениях привели к очередному мини-кризису, и весной 1971 года обе стороны начали укреплять оборону канала. Понимая, что любое нападение египтян через Суэцкий канал получит отпор со стороны находящейся в полной боевой готовности и частично мобилизованной АОИ, Садат приказал египетской армии военных действий не начинать. Для его внутренних оппонентов (и, возможно, для их советских покровителей) это было последней каплей, и государственный переворот с целью свержения Садата казался неминуемым. Новый президент трусливо уклонился от своей великой битвы в «решающий» год, злословили его клеветники. Он должен уйти.

Заговорщики во главе с просоветски настроенным Али Сабри просчитались. Если Садат и не атаковал израильтян, как они того ожидали, то это было проявлением элементарной осторожности, а не отсутствием решимости. На заседании Центрального комитета Арабского социалистического союза 25 апреля он обрушился на просоветскую фракцию с беспощадной и яростной критикой, удивившей многих, и особенно его оппонентов. В течение недели Али Сабри и другие заговорщики были помещены под домашний арест, а остальные представители оппозиции президенту Египта благоразумно притихли. Советский Союз, главный подстрекатель заговорщиков, сделал вид, что ничего не случилось, и Садат, нуждавшийся в советском оружии и помощи, тоже сделал вид, что не знает о причастности Советского Союза к заговору. Обе стороны договорились о новом и гармоничном - пусть и с долей недоверия - взаимодействии в достижении их общей цели: ослабления американо-израильского влияния в регионе. В знак скрепления этой новой сделки Садат подписал пятнадцатилетний Договор о дружбе и сотрудничестве с Советским Союзом.

В течение оставшейся части года стратегия Садата не приносила желаемых плодов. Ему приходилось мириться с неопределенностью обещаний русских, с тем, что Советы попросту игнорировали его, поскольку сами пребывали в нерешительности. Москве как будто не было до него дела, но и попытки Садата завязать контакты с американцами оставались безуспешными. В результате 1971 год прошел без каких-либо заметных сдвигов. Даже давно откладывавшаяся встреча на высшем уровне в Москве в феврале 1972 года не принесла Садату никакой реальной пользы. В Египте нарастало чувство разочарования.

Садат понимал, что его время истекает. В кофейнях и на базарах остряки травили анекдоты о «решающем годе» и правлении Садата. Как до него Насер, он очень хорошо знал, что для сохранения власти египетский лидер должен действовать. С каждым днем усиливалось недовольство в армии и умножались беспорядки на улицах. Какие настроения и мысли владели Садатом в те дни, ясно видно из его обращения к зачинщикам студенческих волнений в Каире 25 января 1972 года, накануне его отлета в Москву на безрезультатную, как оказалось, встречу с Брежневым: «[Решение] начать войну с Израилем уже принято... это не пустые слова, это факт».

Советы снова тянули время. Мол, у них «трудности» с поставкой оружия. Садат подчеркнул необходимость военного выступления против Израиля. Встревоженные Советы, выдевшие рост популярности политики разрядки и невмешательства сверхдержав во внутренние дела других стран, не хотели даже слышать о возобновлении военных действий. К июню 1972 года Садат был сыт по горло бесцельными переговорами с Советами и дипломатическим бездействием. Он отправил лично Брежневу список вопросов, прямо предупредив, что от ответов на эти вопросы зависят отношения между Египтом и Советским Союзом. Но Советы вновь проигнорировали египетского президента, продолжая говорить об «ослаблении напряженности в регионе».

Анвар Садат решил нанести удар. К лету 1972 года Советы нарастили свое военное присутствие в Египте до небывалых размеров. Воздушная оборона Каира обеспечивалась 200 советскими истребителями, укомплектованными советскими летными экипажами и наземными командами. Зонтик ПВО над каналом обслуживался примерно 12 тысячами советских специалистов. Помимо них в Египте было еще 5 тысяч различных военных советников. «Советские,- как признавался один египетский офицер,- были повсюду». При этом советское присутствие вызывало всеобщее неодобрение. Высокомерие и презрение русских к египтянам выводило из себя гордый народ, вздыхавший по золотому веку фараонов, когда египетская цивилизация играла ведущую роль в мире. Образованные египетские офицеры находили своих советских коллег невежественными и грубыми. И что хуже всего с точки зрения мусульман, чужаки выказывали мало уважения к исламу.

8 июля 1972 года Садат вызвал к себе советского посла Виноградова и объявил ему, что весь - весь без исключения - советский персонал должен в течение десяти дней покинуть Египет. С этими словами Садат оставил опешившего посла. Позднее Садат сказал: «Я чувствовал, что нам всем необходим своего рода электрошок». Он знал, что говорит. 17 июля советские специалисты начали паковать свои вещи и уезжать. Их высылка из страны невероятно укрепила авторитет Садата среди египтян. Армия радовалась избавлению от высокомерных советников, а в мечетях ликовали по поводу выдворения своры безбожных язычников.

Однако когда эйфория и чувство облегчения прошли, Садата вновь стало одолевать беспокойство. Принятая им мера не решила реальных проблем Египта. США и Израиль не делали никаких шагов к мирному урегулированию, египетская экономика продолжала задыхаться из-за необходимости поддерживать страну в обороноспособном состоянии, а общественное недовольство, на которое египетские правители всегда обращали особое внимание, превратилось в серьезную угрозу. Садат должен был что-то предпринять, чтобы выйти из тупика, пока не стало поздно. Где-то в конце 1972 года он принял роковое решение напасть на Израиль.

Впервые об этом решении было сказано, по-видимому, на закрытом заседании ЦК Арабского социалистического союза 14 ноября 1972 года. С этого момента Египет президента Садата приступил к планированию возобновления затяжной войны с Израилем посредством масштабного и внезапного нападения через Суэцкий канал с целью захвата отдельных крупных участков Синайского полуострова, оккупированного израильтянами. Цели носили преимущественно политический характер. Израиль получит хорошую встряску. Арабский и исламский мир вновь увидят Египет на переднем крае борьбы против ненавистных евреев. Народ же Египта признает в Садате своего вождя.

Порывая с Советами, Садат нуждался в приобретении новых союзников. Египет не мог воевать с Израилем в одиночку. Для своего предприятия Садату нужны были три вещи: деньги, оружие и отвлекающий маневр. Деньги можно было взять у богатых нефтью арабских стран (особенно у Саудовской Аравии), которые видели в Садате консервативный бастион, защиту от революционных крайностей, какие могли позволить себе радикалы вроде ливийского лидера полковника Каддафи. Пушки и другое вооружение можно было приобрести все у того же Советского Союза, на этот раз без тьмы изрядно надоевших советников; что же касается отвлекающего маневра, то его могла обеспечить Сирия, потерпевшая на пару с Египтом унизительное поражение в 1967 году. В последние месяцы 1972 года президент Египта Садат и президент Сирии Асад приступили к созданию тайной военной коалиции с целью нанесения удара по Израилю путем внезапного нападения на двух фронтах одновременно.

После своего унизительного разгрома в Шестидневной войне армия Египта не бездействовала. В конце 1972 года Садат назначил генерала Ахмеда Исмаила начальником штаба, дав ему строгие инструкции начать подготовку к войне. Исмаил не был политическим назначенцем. Напротив, это был высококомпетентный и профессиональный военачальник, и его влияние сразу стало ощущаться в кругах разработчиков военных операций Египта. В свое время он получил квалификацию штабного работника в Советском Союзе и, соответственно, знал, как планировать наступление. Будучи грамотным генштабистом, генерал Исмаил начал с тщательного анализа ситуации и мудро настоял на том, чтобы пункт «вооруженные силы противника» был проанализирован особо тщательно и отдельно от остальных.

С точки зрения египетского генерального штаба, Армия обороны Израиля имела пять крупных преимуществ. Первыми четырьмя были гарантированные поставки оружия из QUA, большой перевес в высокотехнологическом оружии, западные стандарты обучения, превосходство в воздухе. Против пятого, и последнего, преимущества израильтян Египет был практически бессилен. Как человек, реально смотрящий на вещи, Исмаил прекрасно отдавал себе отчет в том, что народ, который понимал, что его враги способны выдержать сколько угодно поражений, в то время как Израиль не переживет и одного, будет сражаться до последней капли крови. Он был убежден, что любой, даже самый лучший план приведет лишь к ограниченным успехам. Израиль не допустит, чтобы его столкнули в море.

Тем не менее Исмаил рассудил, что при условии хорошего штабного планирования он сможет нивелировать первые четыре израильских преимущества. Интересно, что он также определил потенциальные слабости Израиля. Слабые места врага всегда интереснее его сильных мест. Египтяне долго и упорно размышляли над недостатками Израиля, главным из которых, как они решили, была губительная самонадеянность, порожденная сочетанием высокомерия с комплексом превосходства как следствием постоянных побед.

Ирония истории состоит в том, что обе стороны обычно извлекают разные уроки из одной и той же войны. Победители неизменно уверяют себя, что обязаны своими успехами исключительно своим блестящим полководцам, великолепной тактике, более совершенной материальной части и беспримерной отваге солдат. Побежденные склонны анализировать свои ошибки, отмечать сильные места противника, определять, за счет чего противнику удалось победить, и решать, что нужно сделать, чтобы в следующий раз обеспечить себе верную победу.

Так было после 1918 года, когда британцы, мечтая как можно скорее вернуться к «настоящей солдатской службе» в Олдершоте, спокойно забыли о своем успехе при Амьене 8 августа 1918 года, где они с помощью танков, самолетов, мобильной артиллерии, качественных коммуникаций и внезапной общевойсковой атаки прорвали оборону противника на узком участке фронта. Немцы, со своей стороны, извлекли уроки из этого, по выражению Людендорфа, «черного дня германской армии» и к 1938 году, воспользовавшись идеями, впервые примененными на практике британцами и австралийцами двадцатью годами ранее, получили тактику, теорию и материальную базу для непрерывного всеобщего наступления - блицкрига.

Так, полагал Исмаил, будет и в случае всегда побеждающих израильтян, гордящихся своими успехами 1967 года и торжественно провозгласившими, что вооруженные силы Израиля - лучшие и самые закаленные в мире. К 1972 году эта вполне обоснованная гордость израильтян своим военным превосходством начала приобретать черты заносчивости. К несчастью, она также питалась куда менее благородным чувством расового превосходства евреев над арабами. Многие ранние сионисты считали арабов «феодальными, отсталыми и не сформировавшимися как нация». Это было глубинным убеждением многих столпов радикального социалистического сионизма, таких как Хаим Вейцман и Владимир Жабо-тинский, и, несмотря на более толерантные взгляды либеральных участников сионистского движения, даже Давид Бен-Гурион, «отец-основатель еврейского государства», был твердо уверен в вечной раздробленности и отсталости арабского мира. Во времена, когда евгенику признавали точной наукой, подобные убеждения имели широкое распространение, и их отголоски продолжают влиять на умы израильтян и по сей день.

У израильтян были и другие, более конкретные слабые места. К неспособности вести затяжную войну или нести тяжелые людские потери добавилась новая проблема - удлинение коммуникаций. В былые времена Израиль пользовался преимуществами столь ценимого Наполеоном «центрального положения». Имея короткие внутренние коммуникации и находясь в окружении врагов, Израиль всегда имел возможность быстро сосредоточить силы, чтобы отразить угрозу с того или иного направления. Но после победы в Шестидневной войне страна вытянулась в длину. Образование Великого Израиля породило стратегическую проблему: для передислокации бронетанковой бригады от Голанских высот к Суэцкому каналу требовалось минимум трое суток.

Перед разработкой оперативной концепции будущего наступления египетский штаб проанализировал все сильные и слабые места Израиля и наметил семь основных задач, которые должны были учесть разработчики плана:

1. Нанести внезапный упреждающий удар по израильтянам.

2. Предпринять массированное наступление на максимально широком участке фронта, чтобы добиться максимального рассредоточения сил противника, сделав его неспособным предпринять контратаку.

3. Постоянно держать зонтик ПВО над наземными силами, чтобы израильская авиация не могла наносить удары по тылам сухопутных войск.

4. Вынудить Израиль рассредоточить ресурсы между географическими районами боевых действий, находящимися на больших расстояниях друг от друга.

5. Гасить любые контратаки израильтян путем массированного применения оборонительного оружия и нанесения ударов с оборонительных позиций.

7. Обеспечить египетские вооруженные силы самой современной и совершенной боевой техникой, не уступающей израильским системам.

Для выполнения последнего требования, а именно обеспечения армии самыми современными системами вооружения, египтянам пришлось в срочном порядке вновь обращаться к Москве с просьбой о поставке либо новейших истребителей-бомбардировщиков МиГ-23, либо ракет класса «земля - земля» Scud. На это ушло время, но к осени 1972 года войска Садата имели в своем распоряжении высокотехнологичное оружие, которого требовал план, к тому моменту получивший название «Операция Бадр».

По идее великолепно организованная и широко разветвленная израильская разведка должна была бы с самого начала получить какую-то информацию о замыслах противника. Имея превосходно налаженную агентурную сеть в арабском мире, израильтяне почти всегда находили какой-нибудь хорошо информированный источник, когда в этом возникала необходимость. При этом первоочередным объектом интереса всегда являлись разработчики операций в генеральном штабе Египта. Но на этот раз что-то не сработало. Все можно было бы объяснить особыми мерами безопасности, принятыми египетской стороной, если бы не тот факт, что израильская разведка знала о планах египтян и, тем не менее, не сумела среагировать на растущую угрозу. Следует также добавить, что собранная информация была неверно истолкована израильтянами, ослепленными собственными предвзятыми представлениями. Как сардонически заметил Хаим Герцог по поводу ситуации в израильском разведывательном истеблишменте в 1972-1973 годах, «они имеют глаза, но не видят». Эта характеристика резюмирует причины провала хваленой разведывательной системы Израиля в преддверии Йом-Кипура.

Проблема уходила своими корнями в историю и политическое устройство государства. Израиль - небольшая и исключительно политизированная страна, отчасти из-за любви ее народа к хорошему спору, но главным образом из-за избирательной системы пропорционального представительства. По этой причине любое израильское правительство представляло собой конгломерат весьма разнящихся точек зрения и программ, что вызывало необходимость существования как бы двух правительств: большого и постоянно обновляющегося коалиционного кабинета, который по сути был публичным фасадом правительства (был момент, когда в состав кабинета входили 30% членов кнессета), и гораздо меньших размеров «кухонного кабинета», фактически управлявшего страной. Голда Меир, премьер-министр Израиля в 1973 году, использовала эту модель.

В 1973 году единственной организацией, которая получала, обрабатывала и интерпретировала всю собранную информацию и давала всесторонние оценки и консультации министрам, была армия или, точнее, военная разведка АМАН. Секретная разведывательная служба Моссад проводила операции за рубежом, деятельность Шин-Бет, израильского аналога британской МІ5 и немецкой BFV, ограничивалась обеспечением внутренней безопасности, а Центр политических исследований МИД занимался анализом дипломатической информации. Вся остальная информация - данные радиотехнической и технологической разведки, данные о дислокации войск, логистическая информация, данные от зарубежных агентов, данные о целях, данные воздушной разведки и даже информация по ядерной безопасности (спецслужба ЛАКАМ) - контролировалась военными.

Такая уникальная ситуация сложилась по той причине, что Израиль с самого начала развивался как воюющее государство. Представителей военной разведки всегда привлекали к участию в секретных совещаниях израильских премьер-министров - проходивших, как правило, в два часа ночи. Для нации, находящейся в состоянии боевой готовности, любой кризис по определению был военным кризисом. Отправляясь делать отчет правительству, министр обороны всегда брал с собой не только главу вооруженных сил, но и главу военной разведки, которая была главным государственным разведывательным органом, и все кабинеты в рабочем порядке консультировались с его одетым в униформу руководителем.

Это опасная позиция для любого сотрудника разведки, независимо от звания и способностей. Бесстрашные офицеры разведки порой вынуждены говорить своим политическим хозяевам нелицеприятную и зачастую горькую правду без оглядки на политические последствия. Где-то в период между 1967 и 1973 годами четкая черта, разделявшая разведчиков и политиков, в Израиле исчезла. Некоторые исследователи вопроса считают, что на самом деле ее никогда и не существовало. Военная разведка превратилась в государственную разведку, а государственная разведка стала делом государственной политики. Граница между обязанностями военных и политиков расплылась. Такая, казалось бы, удобная для обеих сторон ситуация неизбежно оборачивается катастрофой, с чем столкнулся Тони Блэр в 2003 году. Это подтвердилось и в случае израильской разведки.

Главная проблема заключалась в людях, делавших внутреннюю политику в Израиле. С течением времени Голда Меир все больше игнорировала вечно грызущихся и конкурирующих между собой деятелей, не входивших в ее политический ближний круг, и все больше полагалась на немногих избранных. Политика национальной безопасности Израиля превратилась в обособленное и тайное предприятие, характеризовавшееся чрезмерной секретностью, опорой на личные связи, пристрастностью и, что самое опасное, чувством собственной непогрешимости. Суровый израильский критик методов, практикуемых Меир, профессор Перлмуттер язвительно описывал этих людей как «группу, заинтересованную прежде всего в поддержании веры в собственную исключительность и солидарность». Эта группа не допускала конфликтов в своих рядах; все ее неформальное существование зиждилось на убеждении, что только ее члены, избранные военные и политики, знают истинные нужды национальной безопасности Израиля. Еще опаснее было то, что эта группа считала, что только она правомочна определять политику национальной безопасности Израиля. Самоуверенность усугублялась конспиративностью, высокомерие - уверенностью в нравственной непогрешимости «группового мышления». Любой критически мыслящий член группы, предлагавший несовпадающую с общей точку зрения, рисковал быть навсегда изгнанным из этого тайного внутреннего святилища национальной оборонной политики.

Имея такой опасный институт в самом сердце своего государственного аппарата, Израиль приступил к анализу первых признаков подготовки Египта к войне в течение 1973 года. С самого начала весь процесс анализа находился под искажающим влиянием предвзятых политических суждений, навязываемых ближним кругом Голды Меир. Первое из них было классическим примером «группового мышления» и разделялось в равной степени политиками и военными. Арабские вооруженные силы получили в 1967 году такую взбучку, рассуждали члены группы, что они ни за что не осмелятся снова бросить вызов израильтянам без наличия двух важных предпосылок. Во-первых, перед нападением Египет должен быть уверен в своей способности противостоять превосходству Израиля в воздухе; во-вторых, успех могло принести только совместное выступление Сирии и Египта. Поскольку, рассуждали израильтяне, ни одна из предпосылок не реализована хотя бы частично, Израилю ничто не угрожает. Разумеется, арабы попытаются совершить новое нападение, но не теперь, когда они недостаточно сильны. Такие политические соображения стали государственной политикой Израиля, не считавшейся ни с какими обоснованными возражениями со стороны разведки; это был классический пример принятия желаемого за действительное.

Эта на удивление самонадеянная точка зрения злых гениев Израиля была известна в кругах, отвечавших за планирование обороны страны, как «концепция». С учетом новых, расширенных границ Израиля «концепция» даже выдавалась за серьезную политику сдерживания. Ее сторонники утверждали, что теперь, когда нападение было бы сопряжено для арабов с огромными трудностями, военное превосходство и хорошо защищенные рубежи Великого Израиля являются реальным сдерживающим фактором. Крепко держась за свои завоевания 1967 года (как территориальные, так и психологические), Израиль - ни много ни мало - обеспечивает мир в регионе. Это было смелое утверждение, и то, что оно отстаивалось одетыми в форму офицерами военной разведки перед иностранными делегациями и выдавалось за государственную политику, должно было бы насторожить беспристрастных наблюдателей. Сотрудники военной разведки перешли невидимую черту и теперь выступали в роли «адвокатов политики, а не экспертов по информации», как выразился Эдвард Люттвак.

Весной и летом 1973 года против военной разведки Израиля работали и другие факторы. Уже обремененное предвзятыми положениями «концепции» и лживой идеей регионального сдерживания, разведывательное сообщество теперь было вынуждено следить за развитием событий через ряд других искажающих призм, навязываемых ему в качестве «политики». Первой из них были расходы на мобилизацию. Так, например, в мае 1973 года начальник генерального штаба АОИ генерал Элазар, отдавая себе отчет в нарастании количества признаков готовящейся агрессии Египта, объявил о частичной мобилизации. Возросшая региональная напряженность, вызванная вооруженными выступлениями ООП в Ливане и разразившейся там гражданской войной, грозила затронуть северную часть Израиля. Однако нападения не состоялось. Хотя главное наступление Египта изначально было запланировано именно на май месяц, Садат отложил его из-за волнений в Ливане, которые, как он опасался, потребуют у него использования сил, необходимых для нанесения сокрушительного удара по престижу Израиля. Проведенная частичная мобилизация обошлась Израилю в 20 миллионов долларов, что нанесло ощутимый удар по бюджету страны. С этого момента любой израильский аналитик разведки непроизвольно делал паузу перед тем, как ответить на вопрос: «Можно ли рассматривать эту разведывательную информацию как серьезный индикатор войны и, соответственно, как сигнал к мобилизации?» Ложные представления, лежащие в основе «концепции», и высокие расходы на мобилизацию теперь уже не позволяли дать честный ответ, который должен был звучать так: «Это уж как решат политики, господин министр».

Другим фактором, искажавшим оценку разведданных, были частые египетские мобилизации. Со времени прихода Садата к власти тремя годами ранее вокруг Египта как минимум трижды возникали ситуации напряженности, приводившие к призыву на военную службу и передислокациям войск в Египте, тщательно отслеживавшимся неизменно бдительными израильскими источниками. В 1971 году в ответ на вопли каирской прессы о неизбежности войны египтяне провели мобилизацию, передислоцировали штаб армии в пустыню, призвали резервистов, привлекли гражданский транспорт и двинули танки и понтонные мосты к Суэцкому каналу. Ничего не произошло.

Во время второго кризиса в 1972 году израильтяне с интересом наблюдали за повторением той же сцены, только на этот раз без гражданской мобилизации и понтонных мостов. Новой чертой был также внезапный и бурный всплеск строительной деятельности на западном берегу канала, где под изумленными взглядами призывников, охранявших линию Бар-Лева, сооружались эстакады для танков, потенциальные пункты переправы и защитные насыпи, становившиеся у египтян с каждым разом все выше. Опять же ничего не произошло. Еще две крупные мобилизации состоялись в 1973 году: одна в мае, вслед за началом боевых действий в Ливане, на которые так сильно отреагировал генерал Элазар, и последняя - в октябре в связи с войной Судного дня.

Барабанный бой регулярных мобилизаций оказывает свое влияние на наблюдателей из разведки. Во-первых, он снижает их чувствительность («Ох уж эти египтяне! Вечно что-то затевают»), во-вторых, приучает воспринимать ненормальную активность как нормальную схему поведения. Если добавить к этому связывающую по рукам и ногам «концепцию» и нежелание выглядеть в глазах общественности паникерами и провоцировать ненужные расходы, то, возможно, не стоит удивляться, что реакция военной разведки Израиля была откровенно вялой, когда в начале октября 1973 года стало известно о четвертой, и последней, мобилизации, объявленной Садатом. Израильтяне все это уже проходили; они знали, что египтяне не осмелятся снова напасть на Израиль, пока у них не будет приличных ВВС и тесного союза с Сирией. Именно так гласила военно-политическая стратегия Израиля, так утверждала «концепция».

Египтяне сыграли на этом в своем плане по введению противника в заблуждение перед операцией «Бадр». Им необходимо было скрыть три настоящих тайны: свой договор с сирийцами об одновременном наступлении; свою техническую и прочую подготовку к войне; точную дату и время нападения. Добиться последнего было легче всего, поскольку даже египетские военачальники не были в курсе. В течение всего 1973 года Садат постоянно менял свое решение и откладывал день «Y» - день начала операции.

Для сохранения своего политического соглашения с Сирией в тайне египтяне и их северный союзник прибегли к классической уловке, которую одобрил бы и Макиавелли. Они солгали. Даже несмотря на то, что 1 апреля «союзные» отныне генеральные штабы Египта и Сирии тайно договорились о широких приготовлениях к наступлению, возглавлявший переговоры египетский генерал продолжал тянуть с окончательным решением, заявив 22 апреля, что до надежного военного союза Египту и Сирии предстоит еще долгий путь и что «политические и военные проблемы [по-прежнему] препятствуют любым совместным действиям». Дезориентирующие сигналы посылались в течение всего лета 1973 года, когда египетские дипломаты бороздили воздушное пространство Ближнего Востока и выступали с разными сбивающими с толку «инициативами», создававшими впечатление, будто Анвар Садат находится в отчаянном положении. В действительности Садат пытался заручиться широкой поддержкой арабов, которая была ему необходима в день «У». Ни одна инициатива не удалась вполне, ничто не было окончательно решено. По словам одного наблюдателя, «это напоминало отчаянные ходы азартного игрока».

Сеть политического обмана дотянулась и до главного союзника и гаранта Израиля - США. Президент Никсон победил на выборах 1972 года в том числе за счет поддержки еврейских избирателей. Постоянно подчеркивая стремление Египта к переговорам с целью справедливого и мирного урегулирования, хитроумные египетские дипломаты добились того, что в расставленную ими сеть угодили госсекретарь Роджерс и сменивший его летом 1973 года Киссинджер. Их расчеты оправдались. Несмотря на тревожный набат, звучавший в Вашингтоне, Генри Киссинджер в конце концов перестал относиться к военной угрозе всерьез. Дошло до того, что в ходе встречи Киссинджера с министром иностранных дел Израиля Аббой Эвеном, состоявшейся всего за два дня до начала войны Судного дня, оба государственных деятеля беспечно заверили друг друга, что общая картина разведывательных данных обеих стран внушает оптимизм и дает мало оснований ждать в обозримом будущем войны.

Генри Киссинджеру не следовало быть таким самоуверенным. В середине 1973 года, когда тайная подготовка египтян к военным действиям стала набирать оборот, Бюро разведки и исследований Госдепартамента США выполнило внутренний анализ ситуации на Ближнем Востоке. Необычным было то, что этот документ носил прогнозный характер. Разведывательные органы зачастую воздерживаются от прогнозов (хотя это их первоочередная задача), так как те имеют тенденцию не сбываться. Никто не хочет лишиться доверия у адресатов из-за своих «слишком смелых утверждений», «необоснованных предположений» или, что хуже всего, «попадания пальцем в небо». «Понимаете, у нас нет хрустального шара»- так выразился один безымянный аналитик британской разведки. Бюро разведки и исследований поступало иначе и в конце концов оказалось правым, например, в продолжительном споре между разведывательными службами США, сопровождавшем войну во Вьетнаме, в отношении которой оно было настроено решительно пессимистично.

Так было и с докладом о ситуации на Ближнем Востоке, подготовленном в июне-июле 1973 года. Хотя доклад не имел статуса национальной разведывательной оценки, изложенную в нем информацию поддерживало ЦРУ, старый союзник Бюро в борьбе с оценками ситуации во Вьетнаме, исходившими от военных. Как ЦРУ, так и Бюро разведки и исследований Госдепа прогнозировали начало войны на Ближнем Востоке осенью 1973 года. (Разведывательное управление министерства обороны, как и полагалось, не было согласно с ЦРУ.) Генри Киссинджер, считавший себя компетентнее своих собственных специалистов по разведке, не только проигнорировал это предупреждение, но и, похоже, не счел нужным передать его своим израильским союзникам.

Египтянам становилось все труднее скрывать свой второй секрет, а именно технические и военные приготовления к войне. Даже пытаясь это делать, они были почти уверены, что израильские разведчики все равно скоро заметят их растущую активность. Так, например, к концу лета 1973 года сирийские вооруженные силы импортировали из Советского Союза в два раза с лишним больше оружия, чем за весь 1972 год. Общий египетский импорт вооружений вырос еще сильнее.

В штабе планирования генерала Исмаила прекрасно понимали, что в случае любого наступления через Суэцкий канал израильтяне непременно предпримут контратаку. Это была проверенная тактика АОИ, в прошлом неизменно приносившая удачу. В основе успеха стремительных контратак лежали два фактора поражения арабских войск, закрепляющихся на с трудом завоеванных позициях: превосходство израильтян в воздухе и смертоносный клин бронетанковой техники на земле. Египтяне решили воспользоваться опытом Роммеля. В течение полутора лет в 1941 и 1942 годах командующий Африканским танковым корпусом использовал тактику наступления, состоявшую в захвате плацдарма и его последующей обороне, в ходе которой цепи атакующих британских танков гибли, натыкаясь на хорошо оснащенный и замаскированный немецкий противотанковый заслон. Хотя успех Роммелю приносили стратегические наступления, его тактика наземной войны в пустыне была по существу оборонительной.

Применяя ее, он полагался на технически передовое оборонительное вооружение: 88-миллиметровую противотанковую пушку и ее младшую сестру, 57-миллиметровую длинноствольную противотанковую пушку. Атакующие британские танки расстреливались один за другим на открытом пространстве.

Боевой план египтян требовал модернизации приемов Роммеля. Были запланированы ограниченные атаки через Суэцкий канал с целью захвата плацдарма и нанесения унизительного поражения израильтянам. Политическое эхо от этой операции разнесется по всему миру, и Садат добьется политического поражения противника за счет военного успеха. Для его достижения египтянам требовался защитный зонтик из ракет «земля - воздух» (РЗВ) над Суэцким каналом и частью Синайской пустыни для прикрытия их армии во время переправы через канал. Такой зонтик отразит пикирующих ястребов израильских ВВС.

Из книги Техника и оружие 1996 04 автора Журнал «Техника и вооружение»

Тихий океан: ТАК НАЧАЛАСЬ ВОЙНА Японские бомбардировщики Ки:21 идут на боевое задание Бомбардировщик Ки:48Общепризнано, что 2-я мировая война на тихоокеанском театре военных действий началась с нападения японского авианосного соединения на Перл- Харбор. Однако на самом

Из книги Спецназ ГРУ: самая полная энциклопедия автора Колпакиди Александр Иванович

Когда началась Вторая мировая война На самом деле отдельные разведывательные группы начали действовать задолго до начала Великой Отечественной войны. Так, в 1939–1942 годах в районе города Жешув (Юго-Восточная Польша) руководил разведгруппой Генрик Левицкий («Габриэль»).

Из книги «Смерть шпионам!» [Военная контрразведка СМЕРШ в годы Великой Отечественной войны] автора Север Александр

Когда началась Вторая мировая война После оккупации Польши Германией в октябре 1939 года во Франции было создано правительство в изгнании, которое возглавил Владислав Рачкевич. Премьер-министром и одновременно главнокомандующим, министром военных дел, министром

Из книги 1812. Всё было не так! автора Суданов Георгий

Малая война, партизанская война, народная война… С сожалением приходится констатировать, что слишком много мифов у нас придумано и о так называемой «дубине народной войны».Например, уже много раз цитированный нами П.А. Жилин утверждает, что «партизанское движение

Глава 21. «Похоже, что третья мировая война уже началась» Летом 1950 года американцы поняли, что холодная война была настоящей и на кону стояло выживание человечества. ФБР Гувера вело упорную борьбу на внутреннем фронте: его сила чувствовалась в каждой ветви власти, каждом

Из книги 1941 22 июня (Первое издаение) автора Некрич Александр Моисеевич

Из книги 1941 22 июня (Первое издание) автора Некрич Александр Моисеевич

День, когда началась война В 00 час. 30 мин. в ночь на 22 июня наркомом обороны наконец-то издана директива о приведении в боевую готовность вооруженных сил (всего 180 мин. остается у войск после предупреждения). Но в некоторых округах о содержании директивы № 1 узнали уже после

Из книги 10 мифов о КГБ автора Север Александр

Когда началась война До начала девяностых годов прошлого века о судьбе заключённых ГУЛАГа, которые в первые недели Великой Отечественной войны оказались в зоне стремительного наступления войск противника, предпочитали не вспоминать. Словно не было на территории

Из книги Политическая история Первой мировой автора Кремлев Сергей

Глава 6. Война решена – война началась… ПЕРВЫМ днём мобилизации было назначено 31 июля. В этот день, в 12 часов 23 минуты по венскому времени, в военное министерство Австро-Венгрии тоже поступил указ о всеобщей мобилизации против России, подписанный императором

Из книги Лаврентий Берия [О чем молчало Совинформбюро] автора Север Александр

Когда началась война Снова обратимся к «докладу Леонтьева». Вот что происходило на территории современной России в первые месяцы Великой Отечественной войны:«В начале войны рост бандитизма в центральных районах Советского Союза шел в основном за счет выходцев из семей

Из книги Рихард Зорге. Кто он на самом деле? автора Прудникова Елена Анатольевна

Когда началась война 30 июня 1941 года стремительно продвигавшиеся на восток немцы заняли Львов. Вслед за ними в город вошли бойцы батальона «Нахтигаль» во главе с Романом Шухевичем. В этот же день он от лица одного из руководителей ОУН(б) Ярослава Стецько зачитал «Акт

Из книги Разведчики и шпионы автора Зигуненко Станислав Николаевич

Когда началась война В Эстонии, как и в соседних республиках, в первые дни Великой Отечественной войны националисты захватили власть в свои руки.«Документальными материалами и показаниями арестованных установлено, что с начала возникновения советско-германской войны

Из книги автора

«Премьер-министр» с Моцартштрассе …Даже самое начало биографии Рихарда Зорге разные исследователи излагают по-разному. Сходятся они на том, что – да, в начале 80-х годов XIX века на бакинские нефтепромыслы действительно прибыл молодой, но уже достаточно опытный и

Из книги автора

Война началась… Основной задачей, которую устно поставили перед Коротковым руководители разведки, было выявление планов гитлеровского руководства о сроках нападения на СССР. В письменном задании этого пункта не было, поскольку Сталин был убежден, что Гитлер нападать в

Древнеримские воины сражались сплоченными и дисциплинированными подразделениями. Группа из 80 воинов называлась центурией. Несколько центурий входило в когорту, а десять когорт составляли легион.

На голове римского легионера (пешего воина) был надет железный шлем. В левой руке он держал щит из дерева и кожи, в правой — метательное копье или меч, который хранился в ножнах на поясе. Нагрудник римского воина был сделан из металлических пластинок. С талии свисала своеобразная древнеримская туника. На ногах древнеримского легионера были одеты кожаные сандалии, которые подбивались гвоздями.

Римляне были решительными воинами, они покоряли даже прекрасно защищенные города. Римляне окружали город плотным кольцом, а затем, используя хитроумную технику, врывались в него.

Для подхода к осаждаемому городу римские воины передвигались под навесом из щитов. Такое построение называется «черепаха». Оно эффективно защищало нападавших от стрел, пускаемых со стен защитниками города. Также для приближения к стенам солдаты строили крытый проход. По нему, не подвергая жизнь опасности, они могли подойти к стене.

При нападении римской армии на обнесенный стеною город воины использовали специальные передвижные деревянные осадные башни. Башню обшивали прочными металлическими листами. Воины возводили на неровном участке земли наклонную плоскость, затем подкатывали осадную башню к стене. Затем по внутренней лестнице осадной башни древнеримские воины взбирались вверх. После, опускали на стену перекидной мостик, и врывались в город.

Одновременно с использованием осадной башни, древние римляне применяли таран для того, чтобы пробить стену, а также делали подкоп под стеной, чтобы разрушить её. Воины, управляющие тараном, находились внутри него.

На дальней дистанции древние римляне применяли катапульты. Большие катапульты метали в стены тяжелые камни. Катапульты меньших размеров стреляли в неприятеля металлическими стрелами. С этого же расстояния стреляли искусные римские лучники, которые считались одними из лучших на Среднем Востоке.

Ворвавшись в город, древние римляне поджигали дома горящими стрелами так, что весь город охватывался пламенем. Всех уцелевших горожан захватывали в плен и продавали в рабство. Материал с сайта

Римскую империю приходилось держать в подчинении, а потому военные отряды должны были быстро передвигаться, чтобы поспеть туда, где в них была нужда. Была построена сеть хороших дорог, по которым можно было добраться в любой уголок империи. По таким дорогам воины проходили более 50 км в день.

Лагеря и форты

После долгого марш-броска воины разбивали на ночь лагерь. Временный лагерь древнеримских воинов был обнесен оградой и окружен по периметру оборонительным валом (земляным холмом), перед которым был вырыт ров. Сам лагерь состоял из кожаных палаток. На следующее утро лагерь убирали, и войско продолжало путь. На границах империи, где необходимо было постоянное присутствие гарнизонов, строились каменные форты.

СЕГОДНЯ ДЕНЬ НАШЕЙ АРМИИ! С ПРАЗДНИЧКОМ ВАС,МУЖИКИ.И, КОНЕЧНО,ДАМЫ-КТО ПРИЧАСТЕН!

Потому обсуждая данную тему совсем не обязательно говорить только о древних римлянах

Можно просто об истории военного искусства.Потому что быть солдатом и побеждать-это искуссво

МАТЕРИАЛ ДЛЯ ВСЕХ СОЛДАТ И ПРОСТО ИНТЕРЕСУЮЩИХСЯ!

Краткая историческая справка

Древний Рим – государство, покорившее народы Европы, Африки, Азии, Британии. На весь мир славились римские солдаты своей железной дисциплиной (но не всегда она была железной), блестящими победами. Римские полководцы шли от победы к победе (были и жестокие поражения), пока под тяжестью солдатского сапога не оказались все народы Средиземноморья.

Римская армия в разное время имела разную численность, количество легионов, различное построение. С совершенствованием военного искусства изменялись вооружение, тактика и стратегия.

В Риме существовала всеобщая воинская повинность. В армии начинали служить юношами с 17 лет и до 45 в полевых частях, после 45 до 60 – служили в крепостях. От службы освобождались лица, участвовавшие в 20 кампаниях в пехоте и в 10 в кавалерии. Сроки службы со временем тоже менялись.

В свое время, в связи с тем, что все хотели служить в легкой пехоте (вооружение стоило дешево, оно приобреталось за свой счет), граждане Рима были разделены на разряды. Это было сделано при Сервии Туллии. К 1-му разряду относились люди, обладавшие имуществом, которое оценивалось не менее, чем в 100.000 медных ассов, ко 2-му – как минимум 75.000 ассов, к3-му – в 50.000 ассов, к 4-му – 25.000 ассов, к 5-му – 11.500 ассов. Все бедняки входили в 6-й разряд – пролетариев, богатством которых было лишь потомство (proles ). Каждый имущественный разряд выставлял определенное число войсковых единиц – центурий (сотен): 1-й разряд – 80 центурий тяжелой пехоты, являвшихся основной боевой силой, и 18 центурий всадников; всего 98 центурий; 2-й – 22; 3-й – 20; 4-й – 22; 5-й – 30 центурий легковооруженных и 6-й разряд – 1 центурию, в целом 193 центурии. Легковооруженные воины использовались в качестве обозной прислуги. Благодаря разделению на разряды, не было нехватки в тяжеловооруженных, легковооруженных пехотинцах и всадниках. Не служили пролетарии и рабы, так как им не доверяли.

Со временем государство взяло на себя не только содержание воина, но и удерживало с него из жалования за питание, вооружение и снаряжение.

После тяжелейшего поражения под Каннами и в ряде других мест, после Пунических войн армия была реорганизована. Было резко увеличено жалование, разрешили служить в армии пролетариям.

Непрерывные войны требовали много солдат, изменения вооружения, построения, обучения. Армия становилась наемной. Такую армию можно было вести куда угодно и против кого угодно. Так и произошло, когда к власти пришел Люций Корнеллий Сулла (1 в. до н.э.).

Организация римского войска

После победоносных войн IV-III в.в. до н.э. под власть Рима попали все народы Италии. Чтобы держать их в повиновении, римляне предоставляли одним народам больше прав, другим меньше, сея между ними взаимное недоверие и ненависть. Именно римляне сформулировали закон “разделяй и властвуй”.

А для этого нужны были многочисленные войска. Таким образом, римское войско состояло из:

а) легионов, в которых служили сами римляне, состоявших из тяжелой и легкой пехоты и приданной им кавалерии;

б) италийских союзников и союзной конницы (после предоставления италикам прав гражданства, влившихся в легион);

в) вспомогательных войск, набранных из жителей провинций.

Основной тактической единицей был легион. Во времена Сервия Туллия легион насчитывал 4200 человек и 900 всадников, не считая 1200 легковооруженных солдат, не входивших в строевой состав легиона.

Консул Марк Клавдий изменил строй легиона и вооружение. Это произошло в IV веке до н.э.

Легион был разделен на манипулы (по-латински – горсть), центурии (сотни) и декурии (десятки), которые напоминали современные роты, взводы, отделения.

Легкая пехота – велиты (буквально – быстрые, подвижные) шла впереди легиона в рассыпном сторю и завязывала бой. При неудаче отходила в тыл и на фланги легиона. Всего их было 1200 человек.

Гастаты (от латинского “гаста” – копье) – копьеносцы, 120 человек в манипуле. Составляли первую линию легиона. Принципы (первые) – 120 человек в манипуле. Вторая линия. Триарии (третьи) – 60 человек в манипуле. Третья линия. Триарии были самые опытные и испытанные бойцы. Когда древние хотели сказать, что настал решающий момент, говорили: “Дело дошло до триариев”.

В каждой манипуле было по две центурии. В центурии гастатов или принципов было по 60 человек, а триариев в центурии было 30 человек.

Легиону придавалось 300 всадников, составлявшие 10 турм. Кавалерия прикрывала фланги легиона.

В самом начале применения манипулярного порядка легион шел в бой тремя линиями и, если встечалось препятствие, которое легионеры были вынуждены обтекать, таким образом получался разрыв боевой линии, манипул из второй линии спешила закрыть брешь, а место манипула из второй линии занимал манипул из третьей линии. Во время схватки с врагом легион представлял монолитную фалангу.

Со временем третью линию легиона стали использовать как резерв, решавший судьбу сражения. Но если полководец неправильно определял решающий момент боя, легион ждала гибель. Поэтому со временем римляне перешли к когортному строю легиона. Каждая когорта насчитывала 500-600 человек и с приданным конным отрядом, действуя отдельно, представляла собой легион в миниатюре.

Командный состав римской армии

В царское время командующим был царь. Во времена республики командовали консулы, разделив войска пополам, но когда нужно было объединиться, командовали поочередно. Если была серьезная угроза, то выбирался диктатор, которому подчинялся начальник кавалерии, в отличие от консулов. Диктатор имел неограниченные права. У каждого командующего были помощники, которым поручались отдельные части армии.

Отдельными легионами командовали трибуны. Их было шестеро на легион. Каждая пара командовала в течении двух месяцев, сменяя друг друга каждый день, затем уступая второй паре свое место, и т.д. Трибунам были подчинены центурионы. Каждой центурией командовал центурион. Командир первой сотни был командиром манипула. Центурионы имели право солдата за проступки. Они носили с собой виноградную лозу – римскую розгу, это орудие редко оставалось без дела. Римский писатель Тацит рассказывал об одном центурионе, которого вся армия знала под кличкой: “Передай другую!” После реформы Мария, сподвижника Суллы, центурионы триариев получили большое влияние. Их приглашали на военный совет.

Как и в наше время, в римской армии были знамена, барабаны, литавры, трубы, рожки. Знамена представляли собой копье с перекладиной, на которой висело полотнище из одноцветного материала. Манипулы, а после реформы Мария когорты, имели знамена. Над перекладиной было изображение зверя (волка, слона, коня, кабана…). Если подразделение совершало подвиг, то оно награждалось – награда крепилась к древку знамени; этот обычай сохранился и в наши дни.

Значком легиона при Марии был серебряный орел или бронзовый. При императорах он делался из золота. Потеря знамени считалась величайшим позором. Каждый легионер должен был защищать знамя до последней капли крови. В трудную минуту полководец кидал знамя в гущу врагов, чтобы побудить воинов вернуть его обратно и рассеять врагов.

Первое, чему учили солдат – неотступно следовать за значком, за знаменем. Знаменосцы выбирались из сильных и опытных солдат и пользовались большим почетом и уважением.

По описанию Тита Ливия, знамена представляли собой квадратное полотнище, пришнурованное к горизонтальной перекладине, укрепленной на шесте. Окраска полотнища была различной. Все они были однотонными – пурпурными, красными, белыми, синими.

Пока пехота союзников не слилась с римлянами, ей командовали три префекта, выбираемые из числа римских граждан.

Большое значение придавалось интендантской службе. Глава интендантской службы – квестор, ведавший фуражом и продовольствием для армии. Он следил за доставкой всего необходимого. Кроме того, каждая центурия имела своих фуражиров. Особый чиновник, как каптенармус в современной армии, раздавал продукты солдатам. При штабе имелся штат писцов, счетоводов, кассиров, выдававших солдатам жалование, жрецов-гадателей, военных полицейских чиновников, шпионов, трубачей-сигналистов.

Все сигналы подавались трубой. Звук трубы репетировался изогнутыми рожками. При смене караула трубили в трубу-фуцину. В кавалерии употреблялась особая длинная труба, изогнутая на конце. Сигнал к сбору войска на общее собрание давали все трубачи, собранные перед палаткой полководца.

Обучение в римской армии

Обучение бойцов римского манипулярного легиона прежде всего заключалось в том, чтобы выучить солдат идти вперед по приказу центуриона, заполнять разрывы в боевой линии в момент столкновения с противником, спешить слиться в общую массу. Выполнение этих маневров требовало более сложного обучения, чем при обучении воина, сражавшегося в фаланге.

Обучение заключалось еще и в том, что римский солдат был уверен – его не бросят одного на поле боя, что товарищи поспешат к нему на помощь.

Появление легионов, разделенных на когорты, усложнение маневра потребовало более сложного обучения. Не случайно после реформы Мария один из его сподвижников, Рутилий Руф, ввел в римской армии новую систему обучения, напоминавшую систему обучения гладиаторов в гладиаторских школах. Только хорошо обученные солдаты (тренированные) могли преодолеть страх и сблизиться с противником, нападать с тыла на огромную массу врага, чувствуя рядом только когорту. Так мог сражаться только дисциплинированный солдат. При Марии была введена когорта, в которую входили три манипула. В легионе было десять когорт, не считая легкой пехоты, и от 300 до 900 всадников.

Рис.3 – Когортный боевой порядок.

Дисциплина

Римская армия, славившаяся своей дисциплиной, в отличие от других армий того времени, целиком была во власти полководца.

Малейшее нарушение дисциплины каралось смертной казнью, также и невыполнение приказа. Так, в 340 году до н.э. сын римского консула Тита Манлия Торквата во время разведки без приказа главнокомандующего вступил в бой с начальником вражеского отряда и победил его. Об этом он рассказывал в лагере с восторгом. Однако консул осудил его на смертную казнь. Приговор был приведен в исполнение тут же, несмотря на мольбы всего войска о пощаде.

Перед консулом всегда шли десять ликторов, несших пучки розог (фасциев, фашин). В военное время в них вставлялся топор. Символ власти консула над своими починенными. Сначала провинившегося секли розгами, затем отрубали голову топором. Если часть или все войско обнаруживало трусость в бою, то проводилась децимация. Децем в переводе на русский означает десять. Так поступил Красс после разгрома нескольких легионов Спартаком. Было выпорото, а затем казнено несколько сот солдат.

Если солдат засыпал на посту, его отдавали под суд, а затем забивали насмерть камнями и палками. За легкие провинности могли выпороть, понизить в чине, перевести на тяжелые работы, уменьшить жалование, лишить гражданства, продать в рабство.

Но были и награды. Могли повысить в чине, увеличить жалование, наградить землей или деньгами, освобождали от лагерных работ, награждали знаками отличия: серебряными и золотыми цепочками, брастетами. Награждение проводил сам полководец.

Обычными наградами были медали (фалеры) с изображением лика бога или полководца. Высшими знаками отличия были венки (короны). Дубовый давался солдату, спасшего товарища – римского гражданина в бою. Венец с зубчатой стеной – тому, кто первый взобрался на стену или вал вражеской крепости. Корона с двуми золотыми носами кораблей, – солдату, первым вступившему на палубу вражеского корабля. Осадный венок давался полководцу, снявшему осаду с города или крепости или освободившему их. Но самая высокая награда – триумф, – давалась полководцу за выдающуюся победу, при этом должно было быть убито не менее 5000 врагов.

Триумфатор ехал на позолоченной колеснице в пурпурной мантии, расшитой пальмовыми листьями. Колесница была запряжена четверкой белоснежных лошадей. Перед колесницей несли военную добычу и вели пленных. За триумфатором шли родственники и друзья, песенники, солдаты. Звучали триумфальные песни. То и дело заздавались крики “Ио!” и “Триумф!” (“Ио!” соответствует нашему “Ура!”). Раб, стоявший позади триумфатора на колеснице, напоминал ему о том, что тот простой смертный и чтобы он не зазнавался.

Например, солдаты Юлия Цезаря, влюбленные в него, идя за ним, подшучивали и смеялись над его плешью.

Римский лагерь

Римский лагерь был хорошо продуман и укреплен. Римское войско, как говорили, таскает за собой крепость. Как только делался привал, сразу же начиналось строительство лагеря. Если надо было двигаться дальше, лагерь бросали недостроенным. Даже разбитый ненадолго, отличался от однодневного более мощными укреплениями. Иногда армия оставалась в лагере на зиму. Такой лагерь называли зимним, вместо палаток строили дома и бараки. Кстати, на месте некоторых римских тагерей возникли такие города, как Ланкастер, Рочестер и другие. Из римских лагерей выросли Кёльн (римская колония Агрипинна), Вена (Виндобона)… Города, в окончании которых есть “…честер” или “…кастр”, возникли на месте римских лагерей. “Каструм” - лагерь.

Место для лагеря выбирали на южном сухом склоне холма. Поблизости должны были находиться вода и пастбище для обозного скота, топливо.

Лагерь представлял собой квадрат, позже прямоугольник, длина которого была на одну треть протяженнее ширины. Прежде всего намечалось место претория. Это квадратная площадь, сторона которой равнялась 50 метрам. Здесь ставились палатки командующего, жертвенники, трибуна для обращения к солдатам полководца; здесь же происходил суд и сбор войска. Направо была палатка квестора, налево – легатов. По обеим сторонам помещались палатки трибунов. Перед палатками через весь лагерь проходила улица шириной 25 метров, главную улицу пересекала другая, шириной 12 метров. На концах улиц были ворота и башни. На них стояли баллисты и катапульты (одно и то же метательное орудие, получило название от метаемого снаряда, баллиста метала ядра, катапульта – стрелы ). По сторонам правильными рядами стояли палатки легионеров. Из лагеря войска могли без сутолки и беспорядка выступить в поход. Каждая центурия занимала десять палаток, манипул – двадцать. Палатки имели досчатый остов, двускатную досчатую крышу и обтягивались кожей или грубым полотном. Площадь палатки от 2,5 до 7 кв. м. В ней жила декурия – 6-10 человек, двое из которых постоянно находились в карауле. Палатки преторианской гвардии и кавалерии были больших размеров. Лагерь обносили частоколом, широким и глубоким рвом и валом высотой 6 метров. Между валами и палатками легионеров было расстояние в 50 метров. Это делалось для того, чтобы неприятель не мог зажечь палатки. Перед лагерем устраивали полосу препятствий из нескольких контрвалационных линий и заграждений из заостренных кольев, волчьих ям, деревьев с заостренными сучьями и сплетенными между собой, образовывавших почти непроходимое препятствие.

Поножи носили римские легионеры с древнейших времен. При императорах были упразднены. Но центурионы продолжали их носить. Поножи имели цвет металла, из которого изготавливались, иногда раскрашивались.

Во времена Мария знамена были серебряными, во времена империи золотыми. Полотнища были разноцветными: белыми, синими, красными, пурпурными.

Рис. 7 – Оружие.

Кавалерийский меч в полтора раза длиннее пехотного. Мечи одоюдоострые, рукоятки делались из кости, дерева, металла.

Пилум – тяжелое копье с металлическим наконечником и стержнем. Наконечник с зазубринами. Древко деревянное. Средняя часть копья обмотана плотно виток к витку шнуром. На конце шнура делали одну-две кисточки. Наконечник копья и стержень были из мягкого прокованного железа, до железа – из бронзы. Пилум метали по щитам противника. Впившееся в щит копье тянуло его к низу, и воин был вынужден бросить щит, так как копье весило 4-5 кг и тащилось по земле, так как наконечник и стержень сгибались.

Рис. 8 – Скутумы (щиты).

Щиты (скутумы) приобрели полуцилиндрическую форму после войны с галлами в IV в. до н. э. Скутумы делались из легких, хорошо просушенных, плотно пригнанных друг к другу досок осины или тополя, обтянуты полотном, а сверху бычьей кожей. По краю щиты окаймлялись полосой металла (бронзы или железа) и крестом клались полосы через центр щита. В центре помещалась остроконечная бляха (умбон) – навершие щита. Легионеры хранили в нем (он был съемный) бритву, деньги и другие мелкие вещи. С внутренней стороны были ременная петля и металлическая скоба, были написаны имя владельца и номер центурии или когорты. Кожа могла быть крашеная: красная или черная. Руку просовывали в ременную петлю и брались за скобу, благодаря этому щит плотно висел на руке.

Шлем в центре более ранний, слева более поздний. На шлеме было три пера длиной 400 мм, в древние времена шлемы были бронзовые, позднее железные. Шлем иногда украшался в виде змей по бокам, которые наверху образовывали место, куда вставляли перья. В более поздние времена единственным украшением шлема был гребень. На макушке римский шлем имел кольцо, в которое продевался реммешок. Шлем носили на спине или на пояснице, как носят современную каску.

Рис. 11 – Трубы.

Римские велиты были вооружены дротиками и щитами. Щиты были круглые, из дерева или металла. Одеты велиты были в туники, позднее (после войны с галлами) все легионеры стали носить еще и штаны. Часть велитов была вооружена пращами. У пращников на правом боку, через левое плечо, висели сумки для камней. У некоторых велитов могли быть мечи. Щиты (деревянные) обтягивались кожей. Цвет одежды мог быть любой, кроме пурпурного и его оттенков. Велиты могли носить сандалии или ходить босиком. Лучники в римской армии появились после поражения римлян в войне с Парфией, где погиб консул Красс и его сын. Тот самый Красс, который разбил войска Спартака под Брундизием.

Рис 12 – Центурион.

Центурионы имели посеребренные шлемы, не имели щитов и меч носили с правой стороны. Они имели поножи и как отличительный знак на доспехах на груди имели изображение виноградной лозы, свернутой в кольцо. Во времена манипулярного и когортного построения легионов, центурионы находились на правом фланге центурий, манипулов, когорт. Плащ красного цвета, причем все легионеры носили красные плащи. Лишь диктатор и высшие командиры имели право носить пурпурные плащи.

Рис. 17 – Римский всадник.

Шкуры животных выполняли роль седел. Стремян римляне не знали. Первые стремена были веревочными петлями. Лошади были не кованы. Поэтому лошадей очень берегли.

Использованная литература

1. Военная история. Разин, 1-2 т. т., Москва, 1987

2. На семи холмах (Очерки о культуре древнего Рима). М.Ю. Герман, Б.П. Селецкий, Ю.П. Суздальский; Ленинград, 1960.

3. Ганнибал. Тит Ливий; Москва, 1947.

4. Спартак. Рафаэлло Джованьоли; Москва, 1985.

5. Флаги государств мира. К.И. Иванов; Москва, 1985.

6. История древнего Рима, под общей редакцией В.И. Кузищино

Двадцать второго июня 168 г. до н.э. римляне разбили македонян в битве при Пидне. Родина Филиппа и Александра Македонского превратилась отныне в римскую провинцию.
Несколько греков из числа тех, что находились среди македонцев на поле битвы, после сражения были отправлены в Рим. Был среди них и историк Полибий. Его поместили под охрану Сципионов, а затем он сделался близким другом Сципиона Эмилиана, сопровождая его в походах.
Для того чтобы его греческие читатели могли понять, как функционировала римская армия, Полибий взял на себя труд описать самые мелкие детали. Эта скрупулезность описания отсутствует в другом труде, который стал для нас важным источником информации, - Цезарь рассчитывал на то, что его читателям многое знакомо и понятно. Данное ниже описание строится практически исключительно на рассказе Полибия.

Набор армии и ее организация
Когорта легиона, состоявшего из 4 200 человек - по описанию Полибия.

Эта единица состояла из трех манипулов, в каждый из которых входило по две центурии. Манипул был самой мелкой независимой единицей легиона. Каждый манипул триариев состоял из 60 ветеранов и 40 приданных им застрельщиков-велитов. Каждый манипул принципов и гастатов состоял из 120 тяжелых пехотинцев и 40 велитов.
Ц - центурион, 3 - знаменосец П - помощник центуриона.

Тех, кого отобрали для службы в пешем войске, делили по трибам. Из каждой трибы отбирали четырех человек примерно одного возраста и телосложения, которые представали перед трибунами. Первым выбирал трибун первого легиона, затем второго и третьего; четвертому легиону доставался оставшийся. В следующей группе из четырех новобранцев первым выбирал солдата трибун второго легиона, а первый легион забирал себе последнего. Процедура продолжалась, покуда не набиралось 4 200 человек для каждого легиона. В случае опасного положения число воинов могло быть увеличено до пяти тысяч. Следует указать, что в другом месте Полибий говорит, что легион состоял из четырех тысяч пеших воинов и двухсот всадников, а возрасти это количество могло до пяти тысяч пеших и трех сотен конных легионеров. Было бы несправедливо сказать, что он сам себе противоречит - скорее всего это приблизительные данные.

Набор завершался, и новички приносили клятву. Трибуны выбирали одного человека, который должен был выступить вперед и поклясться повиноваться своим командирам и в меру всех своих сил исполнять их приказы. Затем все остальные также делали шаг вперед и клялись поступать так же, как он («Idem in me»). Затем трибуны указывали место и дату сбора для каждого легиона так, чтобы все оказались распределены по своим отрядам.

Покуда проходил набор рекрутов, консулы отправляли приказы союзникам, указывая требовавшееся от них количество войска, а также день и место встречи. Местные магистраты набирали рекрутов и приводили их к присяге - так же, как и в Риме. Затем они назначали командира и казначея и давали приказ выступать.

По прибытии в назначенное место новобранцев вновь делили на группы в соответствии с их богатством и возрастом. В каждом легионе, состоявшем из четырех тысяч двухсот человек, наиболее молодые и бедные становились легковооруженными воинами - велитами. Их было тысяча двести. Из оставшихся трех тысяч те, что помоложе, формировали первую линию тяжелой пехоты - 1 200 гастатов; находившиеся в полном расцвете сил становились принципами, их также было 1 200. Старшие по возрасту формировали третью линию боевого порядка - триариев (их еще называли пилами). Их насчитывалось 600 человек, причем независимо от того, какого размера был легион, триариев всегда оставалось шесть сотен. Число людей в других подразделениях могло пропорционально увеличиваться.

Из каждого вида войска (за исключением велитов) трибуны выбирали десятерых центурионов, которые, в свою очередь, избирали еще десять человек, которые также именовались центурионами. Избранный трибунами центурион являлся старшим. Самый первый центурион легиона (primus pilus) имел право участвовать в военном совете вместе с трибунами. Выбирали центурионов, исходя из их стойкости и отваги. Каждый центурион назначал себе помощника (optio). Полибий именует их «урагами», приравнивая к «замыкающим строй» греческой армии.

Трибуны и центурионы делили каждый вид войска (гастатов, принципов и триариев) на десять отрядов-манипулов, которые нумеровались числами от одного до десяти. Велиты распределялись поровну среди всех манипулов. Первым манипулом триариев командовал примипил, старший центурион.

Итак, перед нами предстает легион, состоящий из 4 200 пеших воинов, разделенный на 30 манипулов - по 10 у гастатов, принципов и триариев соответственно. У первых двух групп строение было одинаковым - 120 человек тяжелой пехоты и 40 велитов. У триариев было 60 тяжелых пехотинцев и 40 велитов. Каждый манипул состоял из двух центурий, однако они не имели самостоятельного статуса, поскольку самой малой тактической единицей считался манипул. Центурионы назначали двух самых лучших воинов знаменосцами (signiferi). В этрусско-римской армии было две центурии горнистов и трубачей, из расчета по одному на центурию. В описании Полибия о таком соединении ничего не говорится, однако горнистов и трубачей он упоминает постоянно. Похоже, что теперь в каждом манипуле был и горнист, и трубач.

В случае необходимости один манипул гастатов, один манипул принципов и один манипул триариев могли действовать вместе; тогда их именовали когортой. Как Полибий, так и Ливий начинают пользоваться этим термином на последних этапах второй Пунической войны, называя этим словом тактическую единицу легионеров. Во II в. до н.э. термин стал часто применяться для названия соединений союзников - например, когорта из Кремоны, когорта марсов и т.д.

Как соотносился этот легион II в. с легионом времен Латинской войны (340- 338 гг. до н.э)?

Армия Полибия разделена на 30 манипулов: 10 гастатов, 10 принципов и 10 триариев. Прежние рорарии полностью исчезли, вследствие чего легион уменьшился с 5 000 человек до 4 200. Тысяча двести легковооруженных акцензов и левисов, которых называли теперь велитами, оказались распределены между 30 манипулами.

В манипуле триариев все еще насчитывалось 60 человек. Манипулы принципов и гастатов были удвоены, что хорошо отражает новый агрессивный характер легиона - отныне он не боролся за свое существование, а завоевывал мир.

Доспехи и вооружение
Легионеры были вооружены колюще-рубящим мечом (gladius hispaniensis, испанским гладием). Два наиболее ранних экземпляра такого меча было найдено в Смихеле, в Словении, и датируются они примерно 175 г. до н.э. Они имеют слегка сужающиеся клинки длиной 62 и 66 см. Как должно следовать из названия, впервые такие мечи появились в Испании и были, возможно, вариантом кельтского меча с заостренным и удлиненным кончиком. Должно быть, их приняли на вооружение в ходе второй Пунической войны, поскольку мечи из Смихеля точно не являются колющим оружием, которым, по описанию Полибия, пользовались в Галльской войне 225-220 гг. до н.э. Однако мечи эти вполне подходят под описание оружия, способного снести человеку голову или выпустить наружу внутренности - о нем писал Ливий, рассказывая о второй Македонской войне 200-197 гг. до н.э.

Полибий ничего не говорит о кинжалах, однако в процессе раскопок на месте римских лагерей конца II в. до н.э. близ Нуманции, в Испании, было обнаружено несколько экземпляров, явно восходящих к испанским прототипам. У гастатов и принципов было также по два метательных копья. В то время существовало два основных типа пилума, которые различались способом крепления железного наконечника к деревянному древку. Они могли просто насаживаться на него с помощью расположенной на конце трубки либо имели плоский язычок, который закреплялся на древке одной-двумя заклепками. Первый тип имел долгую историю и был широко распространен, его находили в кельтских захоронениях северной Италии и в Испании. Собственно, римские экземпляры варьируются в размерах от 0,15 до 1,2 м. Самый короткий был, возможно, дротиком велитов, «гаста велитарис». Полибий пишет, что он сгибался от удара, поэтому его нельзя было подобрать и бросить обратно.

У всех тяжелых пехотинцев был скутум - большой изогнутый щит. Согласно Полибию, его изготовляли из двух склеенных вместе деревянных пластин, которые обтягивали вначале грубой тканью, а затем телячьей кожей. На нескольких монументах времен республики показан именно такой щит. Как и в более ранние времена, он имеет овальную форму с овальным умбоном и длинным вертикальным ребром. Щит такого типа обнаружили в Каср-Эль-Харит в Фаюмском оазисе, в Египте. Вначале его посчитали кельтским, однако он, без сомнения, является римским.
1, 2 - вид щита из Фаюмского оазиса в Египте - спереди и в три четверти сзади. Каирский музей.
3 - реконструкция части щита, на которой видно его устройство и то, как подворачивался вдвое и прошивался войлок у кромки,
4 - разрез умбона.

Этот щит, высота которого составляет 1,28 м, а ширина 63,5 см, сделан из березовых пластинок. Девять-десять таких тонких пластинок шириной в 6-10 см раскладывали продольно и прокладывали с обеих сторон слоем более узких пластинок, уложенных перпендикулярно первым. Затем все три слоя склеивали. Так формировалась деревянная основа щита. У кромки его толщина составляла чуть меньше сантиметра, увеличиваясь к центру до 1,2 см. Покрывали такие щиты войлоком, который у кромки складывали вдвое и прошивали через дерево. Ручка щита была горизонтальной и держалась полным хватом. Этот тип ручки отчетливо виден на многих римских памятниках. Полибий добавляет, что у такого щита был железный умбон и железная обивка вдоль верхней и нижней кромок.

В Донкастере обнаружили остатки щита, реконструкция которого оказалась примерно 10 кг веса. Римский щит того времени предназначался для того, чтобы защитить тело легионера, маневрировать им не требовалось. При наступлении легионер держал его на выпрямленной руке, опирая на левое плечо. Добравшись до противника, он обрушивал на него вместе со щитом вес всего тела и пытался опрокинуть его. Затем он ставил щит на землю и, пригнувшись, сражался из-за него. Четырехфутовая высота щита была скорее всего регламентированной, поскольку при осаде Нуманции Сципион Эмилиан сурово наказал солдата, у которого щит оказался большего размера.
Доспехи принципов и гастатов состояли из небольшой квадратной нагрудной пластины примерно 20?20 см, которую называли нагрудником, и поножей на одну ногу. Эту последнюю особенность подтверждает и Арриан в своем «Искусстве тактики». Он пишет: «…в римском стиле поножи на одну ногу, дабы защитить ту из них, которую в битве выставляют вперед». Имеется в виду, разумеется, левая нога. Нагрудник восходит к квадратной нагрудной пластине IV в. до н.э. До наших дней ни одна пластина не сохранилась, хотя в Нуманции нашли остатки круглой пластины такого же типа. У более состоятельных легионеров была кольчуга. Внешний вид такой кольчуги, которые делались по образцу льняных панцирей, можно разглядеть на победном монументе Эмилия Павла, установленном в Дельфах. Он был воздвигнут после победы римлян над Македонией в 168 г. до н.э. Такие кольчуги были очень тяжелыми и весили около 15 кг. Свидетельство этой тяжести можно найти в рассказе о битве при Тразименском озере - солдаты, которые пытались спастись тогда вплавь, шли ко дну, влекомые весом своего доспеха.

У гастатов и принципов был бронзовый шлем, украшенный тремя вертикальными перьями черного или темно-красного цвета, высота которых была около 45 см. Полибий говорит, что они предназначались для того, чтобы заставить воина казаться в два раза выше своего настоящего роста.

Наиболее распространенным в это время был шлем монтефортинского типа, ведущий происхождение от кельтских шлемов IV и III вв. Замечательный экземпляр такого шлема есть в Германии, в музее Карлсруэ. Его нашли в Каноза-ди-Пулья, городе, к которому бежали множество легионеров после разгрома при Каннах в 216 г. Шлем действительно относится к этому периоду, и очень заманчиво считать, что он принадлежал одному из каннских легионеров.

У шлема этого типа было отверстие в навершии. Навершие заливалось свинцом, и в него вставлялся шплинт, удерживающий гребень из конского волоса. Под назатыльником находилось двойное кольцо, к которому прикреплялись два ремешка. Они перекрещивались под подбородком и пристегивались к крючкам на нащечниках, удерживая шлем в одном положении. Памятники подтверждают, что в это время продолжали пользоваться шлемом итало-коринфского типа, а находка в Геркулануме самнитско-аттического шлема I в. до н.э. свидетельствует о том, что и этот тип все еще был широко распространенным. Шлемы обычно носили с подшлемником. На кельтском экземпляре монтефортинского типа, который хранится в Любляне, все еще видны остатки такого подшлемника, сделанного из войлока - самого распространенного для этой цели материала.

Вооружение триариев было таким же, как у гастатов и принципов, за одним исключением: вместо пилумов они использовали длинные копья - гасты (hastae).

У велитов был меч, дротики и круглый щит (парма, parma) около 90 см диаметром. Дротики, «гаста велитарис», представляли собой уменьшенную копию пилума; их железная часть составляла 25-30 см, а деревянное древко было в два локтя (ок. 90 см) длиной и примерно в палец толщиной. Из доспехов велиты носили лишь простой шлем, иногда с какой-нибудь отличительной чертой, например, покрытый волчьей шкурой. Делалось это для того, чтобы центурионы могли узнать велитов на расстоянии и видеть, насколько хорошо они сражаются.

Конница и союзники
Триста всадников были разделены на десять турм, по 30 человек в каждой. В каждой турме было три декуриона, которых выбирали трибуны, и трое замыкающих (optiones). Можно предположить, что эти единицы по 10 человек были рядами, а значит, конница строилась шеренгой в пять или десять человек глубиной - в зависимости от обстоятельств.

Командовал турмой первый из избранных декурионов. Вооружены всадники были по греческому образцу, они имели доспех, круглый щит (парма эквестрис) и прочное копье с заостренным подтоком, которым можно было продолжать сражаться, если копье ломалось. Римские всадники на памятнике в честь победы Эмилия Павла, установленном в Дельфах (168 г. до н.э.), носят кольчуги, практически аналогичные тем, что были у пеших воинов. Единственное исключение - разрез на бедрах, который позволял сидеть на лошади. Характерные щиты италийской конницы можно разглядеть на многих монументах.

Трибуны распускали легионеров по домам, приказав им вооружиться в соответствии с той частью, в какой они должны были служить.

Союзники также формировали отряды в четыре-пять тысяч человек, к которым присоединялись 900 всадников. К каждому из легионов приписывался один такой отряд, так что под словом «легион» следует понимать боевую единицу примерно в 10 000 пеших воинов и около 1 200 всадников. Организацию войска союзников Полибий не описывает, но она скорее всего была схожа с римской, особенно у латинских союзников. В обычной армии, состоящей из двух легионов, римляне сражались в центре, а два отряда союзников (их называли алами, т.е. крыльями - alae sociorum) - на флангах. Один отряд назывался правым крылом, а другой - левым. Каждым крылом командовали три префекта, которых назначал консул. Треть лучшей конницы союзников и пятая часть их лучших пехотинцев отбирались для того, чтобы образовать особую боевую единицу - экстраординариев (extraordinarii). Они были ударной силой для особых поручений и должны были прикрывать легион на марше.

Вначале солдаты не получали платы, но со времен длительной осады Вейев в начале IV в. легионерам начали платить. Во времена Полибия римский пехотинец получал два обола в день, центурион - в два раза больше, а на долю всадника приходилось шесть оболов. Римский пехотинец получал довольствие в виде 35 л зерна в месяц, всадник - 100 л пшеницы и 350 л ячменя. Разумеется, большая часть этого продовольствия шла на прокорм его лошади и конюха. Фиксированная плата за эти продукты вычиталась квестором из жалованья как пешего, так и конного воина. Вычеты делались также за одежду и требующие замены предметы экипировки.

Пехота союзников также получала 35 л зерна на человека, а всадникам доставалось только 70 л пшеницы и 250 л ячменя. Однако эти продукты были для них бесплатными.

Подготовка

Собравшись в месте, установленном консулом, новые легионы проходили суровую «тренировочную программу». Девяноста процентам солдат уже доводилось служить в армии, но и они нуждались в переподготовке, новобранцам же было необходимо пройти базовое обучение. Во времена империи их заставляли «сражаться со столбом», используя утяжеленное оружие; несомненно, что-то похожее должно было иметь место и в период республики. Хорошее представление о том, как выглядел процесс переподготовки опытных солдат, можно получить из рассказа Полибия. Такую переподготовку устроил для своих воинов Сципион после того, как захватил Новый Карфаген (209 г.).

В первый день солдатам нужно было пробежать шесть километров в полном снаряжении. На второй день они чистили доспехи и оружие, которое проверяли их командиры. На третий день они отдыхали, а на следующий день - упражнялись с оружием. Для этого использовали деревянные мечи, обтянутые кожей. Во избежание несчастных случаев кончик меча был снабжен насадкой. Острия дротиков, которыми пользовались для упражнений, также были защищены. На пятый день солдаты опять пробегали шесть километров в полном снаряжении, а на шестой вновь занимались своим оружием, и т.д.

На марше
Завершив обучение, армия выступала навстречу врагу. Порядок снятия с лагеря был строго регламентирован. По первому сигналу трубы сворачивались палатки консула и трибунов. Затем солдаты складывали собственные палатки и снаряжение. По второму сигналу они нагружали вьючных животных, а по третьему колонна выступала в путь.

Помимо собственного снаряжения, каждый солдат был обязан нести связку кольев для частокола. Полибий говорит, что это было не очень трудно, потому что длинные щиты легионеров висели на кожаных ремнях на плече и единственными предметами в их руках были дротики. Два, три или даже четыре кола можно было связать вместе и также повесить на плечо.

Обычно колонну возглавляли экстраординарии. За ними следовало правое крыло союзников вместе со своим обозом; затем следовал первый легион и его обоз, а затем второй легион. Он вел за собой не только свой обоз, но и вьючных животных левого крыла союзников, которое формировало арьергард. Консул и его телохранители - конные и пешие воины, специально отобранные из числа экстраординариев, - вероятно, ехали во главе легионов. Конница могла составлять арьергард своего соединения или размещаться по обеим сторонам обоза для того, чтобы следить за животными. При наличии опасности сзади экстраординарии формировали арьергард. Следует иметь в виду, что 600 всадников-экстраординариев двигались рассыпанным строем и осуществляли разведку - независимо от того, был ли это авангард или арьергард. Оба легиона, а также оба крыла союзников через день менялись местами - так что впереди были то правое крыло и первый легион, то левое крыло и второй легион. Это позволяло всем по очереди пользоваться преимуществами в добыче свежей воды и фуража.

В случае, если опасность заставала легион на открытой местности, гастаты, принципы и триарии шли тремя параллельными колоннами. Если атака ожидалась справа, то первыми с этой стороны становились гастаты, за ними принципы и триарии. Это позволяло в случае необходимости развернуться в стандартный боевой порядок. Обоз становился слева от каждой колонны. При угрозе атаки слева гастаты строились с левой стороны, а обоз с правой. Такая система выглядит как вариант развития македонской. Разворот в боевой строй мог быть осуществлен лучше всего, если бы манипулы маршировали не колоннами, а шеренгами - так, как поступали македонцы. В этом случае первая шеренга уже была готова при необходимости встретить врага, а рядам не было нужды разворачивать строй. Если основной строй центурии был в шесть шеренг по десять человек, то солдаты могли маршировать по шесть в ряд. Именно так они и делали во времена империи. В день армия могла пройти расстояние около 30 км, но в случае необходимости была способна продвинуться значительно дальше. Среди тех, кто шел вместе с авангардом для того, чтобы убедиться, что путь открыт, были специалисты по наведению переправ. Полибий упоминает их, рассказывая о том, как Сципион пересек р. Тицин зимой 218 г. до н.э.

Данный выпуск сделан на основании трехтомника “Военная история” Разина и книги “На семи холмах” М.Ю.Германа, Б.П.Селецкого, Ю.П.Суздальского. Выпуск не является специальным историческим исследованием и предназначается в помощь тем, кто занимается изготовлением военной миниатюры.