От Сталина до Путина: Умер Иосиф Кобзон - главный голос советской эстрады и символ эпохи. Кобзон о сталине, хамасе и израиле Не стал стрелять из пистолета Басаева

Песня Уста мои о солнце петь устали, Но о тебе без устали поют. Часы мои в день нашей встречи встали, Храня любовь от старящих минут. Мне надоест рассматривать планету, Но на тебя смотреть не надоест. В твоих глазах всегда так много света, - Закроешь их – и темнота

11 сентября патриарх советской эстрады, уроженец Донбасса, член редакционного совета «Бульвара Гордона» отмечает 75-летие

О том, что я не ношу шляпы, сожалею по той лишь весомой причине, что не могу молча снять головной убор перед Певцом, Гражданином и Человеком Иосифом Давыдовичем Кобзоном. Пока в преддверии его 75-летия мои коллеги состязаются в выборе подобающих юбиляру эпитетов: «легенда», «эпоха», «символ», «великий», прибегать к словам из давно затертой колоды не хочется, но ведь иначе о нем, народном артисте СССР, России и Украины, депутате Госдумы пяти созывов и нашем земляке, наконец, которому при жизни поставлен в Донецке бронзовый памятник, и не скажешь. Впрочем, он в том числе и потому остается на протяжении полувека лидером на музыкальном Олимпе, что к дифирамбам относится снисходительно-насмешливо и при каждом удобном случае «обеззараживает» их приторность солидной порцией самоиронии. Вот и в канун нынешних торжеств мэтр во всеуслышание объявил: «Я — нафталин. Кто-то же должен с молью бороться».На фоне доморощенных подражателей Тимберлейку, Агилере и Бейонсе могучая фигура Кобзона напоминает исполинское дерево среди анемичной эстрадной флоры и фауны. К нему все бегут за помощью, в его тени может укрыться каждый, но эта же мощная и высоченная крона притягивает к себе громы и молнии. Надо ли удивляться тому, что Иосифа Давыдовича и мифологизировали, и демонизировали, и превращали то в икону, то в мишень по обе стороны океана?

Кобзон не только сделал имя себе, но и создал особый жанр, он знает, как выжать из публики слезы и как незаменим юмор там, где все может перечеркнуть патетика. Фальшивые в устах других артистов и депутатов духоподъемные стандарты со словами «Родина», «патриотизм» и «долг» звучат в его исполнении предельно искренне, ведь право на них Иосиф Давыдович доказал своей жизнью, вехами которой были не только ударные комсомольские стройки у черта на куличках, но и остров Даманский, Афганистан, Чернобыль, «Норд-Ост», куда он первым отправился на переговоры с захватившими заложников террористами.

Всего в нем с избытком, с каким-то ветхозаветным размахом: прекрасный, не стершийся от беспрецедентных песенных марафонов баритон, необъятный, в три тысячи песен на русском, украинском, английском, идиш, бурятском и прочих языках репертуар, уникальная, позволяющая и через 50 лет воспроизвести единожды исполненные текст и мелодию со всеми модуляциями, интонированием и проигрышами, память, феноменальная выносливость... Достаточно вспомнить прощальный тур Кобзона, приуроченный к его 60-летию, который завершился почти 11-часовым концертом: с 19.00 до 5.45 следующего утра - кто еще из певцов на такое способен?

На сцене и в Госдуме мы привыкли видеть его сильным, уверенным в себе, почти неуязвимым - эдаким сверхчеловеком, и даже после сепсиса и 15-суточной комы, наступившей вследствие перенесенной им в январе 2005-го онкологической операции, о которой в одном из наших интервью Иосиф Давыдович рассказал с шокирующей обывателя откровенностью, он своим трудоголическим привычкам не изменил. На персональном сайте, подаренном ему дочерью Наташей к 70-летию, - плотный список запланированных дел и мероприятий, в записной книжке очередные «сделать», «позвонить», «встретиться», «поздравить с днем рождения или годовщиной свадьбы», и нигде не значатся пункты: «посетить врача», «принять лекарство», «пройти процедуру».

Не сомневаюсь: многим из тех, кого эта страшная болезнь подкосила, его пример дал надежду и веру, во всяком случае, Кобзон доказал, что даже неизбежное поражение можно превратить в победу, если не поддаться отчаянию и жалости к себе, если не доживать отмеренный судьбой срок, а жить. Он не скрывает, что на этом свете его держат врачи, жена Неля и сцена, но как человек мужественный, готовый смотреть правде в глаза, признает, что прежней востребованности уже, к сожалению, нет, что сил не хватает не только на то, чтобы летать и ездить, однако к кокетливому хору артистов, которые, по их словам, мечтают умереть на глазах публики, не присоединится ни за что. Поэтому свой нынешний тур певец назвал - в пику болезни! - не прощальным, а юбилейным.

Пройдут его концерты и в Украине: в Донецке, Днепропетровске и Киеве - трех городах, с которыми судьба его связала наиболее тесно, а вот поездка в Соединенные Штаты,

где тоже были запланированы выступления, не состоится - на сообщение, что Госдепартамент, безосновательно зачисливший Иосифа Давыдовича в крестные отцы русской мафии, опять отказал ему в визе, интернет в совершенно кобзоновском стиле отозвался анекдотом: «А нечего 11 сентября рождаться!».

«А МЫ НЕ ПЛЫЛИ - МЫ РАЗГОВАРИВАЛИ»

Иосиф Давыдович, я несказанно рад, что мы снова, в который уже раз, встретились для серьезного и обстоятельного разговора. Кто-то удивится: неужели еще остались какие-то темы или вопросы, которые мы не обсудили? - но я-то знаю, что с вами можно говорить бесконечно, и всегда это будет интересно, потому что за плечами у вас невероятная жизнь...

Я, Дима, байку сейчас вспомнил: когда затонул океанский лайнер и в Одесском порту всех пассажиров уже считали погибшими, вдруг подплывают к пирсу два спасшихся еврея. Сбежались зеваки, смотрят округлившимися глазами: «Вы откуда?» - и те называют судно, которое лежит на морском дне. «Как? - спрашивают их. - Выходит, вы не утонули?». - «Да, мы спаслись, а что?». - «Как же доплыли-то?». Они плечами пожали: «А мы не плыли - мы разговаривали». Вот и мы так же с тобой разговариваем - значит, есть о чем.

«Ну почему так безжалостно бежит время, бежит и отнимает у нас жизнь? - не успеешь начать жить, а тень смерти уже где-то рядом...

Вспоминаю свое страшно бедное, но все равно счастливое детство. Счастливое, несмотря на то, что по нему прокатилась Великая Отечественная, ставшая главным воспитателем моего поколения.

Родился я в Украине. В Донбассе. В небольшом городке Часов Яр. У нас называют их ПГТ - поселок городского типа: это моя историческая родина, а дальше семейные пути привели меня во Львов - там нас и застала война. Отец ушел на фронт, а мать с детьми, со своим братом-инвалидом и мамой, нашей бабушкой, решила эвакуироваться. Я, когда возвращаюсь к памяти детства, совершенно четко помню эту нашу эвакуацию, помню вагон, переполненные станции и то, как мама бегала для нас за водой и... отстала от поезда. Помню, как все мы - и бабушка, и дядя, и братья, и я, как самый младший, были в панике: пропала мама! - а вся надежда у нас всегда была на нее, но через три дня на какой-то станции мама нас догнала. Так мы попали в Узбекистан, в город Янгиюль - в 15 километрах от Ташкента.

Я четко помню военное детство, помню, как мы жили в узбекской семье, в их глиняном домике, где даже полы были глиняные. С 41-го по 44-й все мы ютились в одной комнате - наши семьи разделяла только занавеска. Когда устраивались на ночлег, выкладывались тюфяки, и все ложились, что называется, штабелями. Каждое утро взрослые собирались на работу - поднимали и нас, детей, чтобы покормить.

Кормили в основном какой-то тюрей, и так, чтобы сытно было весь день, варился так называемый суп... Мама моя была в этом деле находчивая, хозяйка, еду готовила, казалось, из ничего. Все съедобное шло в ход: картофельные очистки, щавель, просто зеленые листья или какая-то кусачая лечебная трава, которую так любят есть собаки и кошки, когда им не хватает витаминов или какая-нибудь нападает болезнь. Все это она добавляла в бульон, для которого покупала свиную голову и свиные ножки, вываривала их, и бульон получался жирный. Чистые, золотистые капельки жира в нем были такие, что текли слюнки, причем бульона хватало на всю выварку, а она большая была, алюминиевая - на этом целую неделю тянули.

Хлеба не было - лишь иногда нас, детей, баловали узбекскими лепешками, но в основном заедали мы всю эту тюрю жмыхом. Мы жили рядом с забором маслобойного завода, и вот там удавалось этим жмыхом, который делался из отходов семечек подсолнечника, разжиться. Пахучий, до приятного головокружения, и такой твердый, что его можно было грызть бесконечно, жмых этот был главным детским лакомством - смешиваясь со слюной, он успокаивал наши вечно хотящие есть желудки. Еще мы насыщались смолой, обыкновенной черной смолой - жевали ее целыми днями, это была наша жвачка, и этим тоже утоляли голод.

Покормив, взрослые выгоняли нас гулять на улицу - весь день и день за днем мы проводили именно там, гоняли с мальчишками босиком, устраивая обычные пацанячьи игры, так что моим детским садом была улица.

Не сказать, чтобы я тогда был заводилой, но всегда руководил всем как командир. Конечно, дрались, но очень быстро мирились и тем самым учились не держать друг на друга зла - потрясающе добрый и гостеприимный узбекский народ останется в моей памяти навсегда.

...Скоро стало немножечко легче. Мама начала работать начальником политотдела совхоза (до этого, в Украине, еще с Часова Яра она была судьей), мы с братьями как могли ей помогали, бегали на базар с кружками продавать холодную воду. «Купи воду! Купи воду!» - наперебой кричали мальчишки, и в жару, под палящим узбекским солнцем, ее покупали охотно. Правда, за какие-то копейки, но и это нам помогало, и мы выживали и... выжили.

Мама моя родилась в 1907 году, девушкой жила под фамилией Шойхет, но вышла замуж и стала Идой Исаевной Кобзон. Мама любила меня, любила очень, любила больше всех, потому что был я у нее самый младшенький. Это уже потом, когда в семье появился шестой ребенок - сестричка Гела, она стала самой любимой - еще и потому, что была девочкой. Мама никогда не звала меня по имени - только сынуля, и я тоже ее очень любил, и всегда-всегда, до последних дней звал мамулей. Делала она для меня все, что могла, и если оставалась одна конфета, конечно, доставалась она мне, если на Новый год маме удавалось раздобыть мандаринку, она стыдливо прятала ее от других, чтобы накормить меня. Не стало мамы в 1991 году...

Как только в 44-м Донбасс освободили от немцев, мы тут же вернулись в Украину и поселились в городе Славянске. Жили в семье погибшего маминого брата Михаила у жены его тети Таси - доброй русской женщины с двумя сыновьями (у мамы моей два брата погибли на фронте).

Жили у тети Таси мы потому, что в 43-м с фронта вернулся отец, контуженный, но вернулся не к нам, а... остался в Москве, где лечился и... увлекся другой. Звали ее Тамара Даниловна - прекрасная такая дама, педагог. Отец, Давид Кунович Кобзон, как и мама моя, был политработником (я единственный, кстати, из всех детей, кто сохранил его фамилию). Отец честно признался маме, что решил создать другую семью, - в общем, оставил нас.

До 45-го мы прожили у тети Таси - там же и встретили День Победы, а потом переехали в Краматорск. Мама работала в суде адвокатом, и здесь, в 45-м, я пошел в школу. Бедная мама моя - досталось ей горя! Все легло на ее плечи, но все она выдержала, а в 46-м встретился ей по-настоящему хороший человек - Михаил Михайлович Раппопорт, 1905 года рождения, и к нам в семью пришла радость - появилась сестричка Гела. Язык не поворачивается назвать этого человека отчим - я с гордостью звал его Батя. Мы все до конца дней безумно любили его, а он рано ушел из жизни. Не хватило у бывшего фронтовика здоровья, нет его больше, но во мне он по-прежнему есть. Батя. Мой Батя!

...Странное дело: в детстве я всегда был отличником и одновременно хулиганом, но не в том смысле, что антиобщественный элемент, а просто никогда не отказывался подраться, если драться нужно было, как говорится, за справедливость, то есть был хулиганом иной породы - мне нравилась роль Робин Гуда. Для мамы я оставался сынулей, а улица звала своего командира Кобзя - улица, конечно, затягивала и меня, но хорошо учиться никогда не мешала. Мама сохранила похвальные грамоты с Лениным и Сталиным - в основном за мою учебу, но есть среди них и такие, которые свидетельствуют, что я был победителем и на олимпиадах по художественной самодеятельности.

Одна из них - девятилетнему Иосифу Кобзону «за лучшее пение»: мне тогда, в 46-47-м, здорово нравилась песня Блантера «Летят перелетные птицы». Пел я ее просто от души в Донецке, а потом и в Киеве, и когда спустя время показал эту грамоту Блантеру, старый композитор расплакался.

Как певцу-победителю украинской олимпиады мне дали путевку в Москву. Родного отца я не помнил, но, когда пришло время ехать в столицу, мама сказала мне: «Если хочешь, с ним повидайся», и я повидался, однако его отношение к маме и мое благодарное отношение к отчиму сделало наше общение очень формальным. Отец отвел меня, как сейчас помню, в Детский мир на Таганку, купил какой-то свитерок, еще что-то... Я поблагодарил, а он сказал, что у него завтра будет хороший обед и чтобы я приходил, - еще сказал, что в новой семье у него уже два сына.

В следующий раз мы встретились, когда я стал известным артистом: просто московская прописка нужна была позарез. Я заканчивал Гнесинский институт, и чтобы расти дальше, необходимо было остаться в Москве. Весь Советский Союз распевал мои песни: «А у нас во дворе», «Бирюсинка», «И опять во дворе», «Морзянка», «Пусть всегда будет солнце» - да мало ли было успехов, которых успел на эстраде добиться, но, как назло, московской прописки у меня не было, и бывший отец мне не отказал. Это был 1964 год...».

«НЕ ШУМИ ТЫ, РОЖЬ, СПЕЛЫМ КОЛОСОМ. ТЫ НЕ ПОЙ, КОБЗОН, СИПЛЫМ ГОЛОСОМ...»

- Вы, знаю, дважды перед самим Сталиным пели - что именно и как это происходило?

В то время, когда ты еще не родился, когда не было ни дискотек, ни караоке, ни разных хайтековских нововведений, свободное время все на улице да в самодеятельности проводили.

Представь тусклый свет керосиновой лампы - при нем мы уроки делали, тряпичный мяч - им гоняли в футбол, и песни - они скрашивали тот незатейливый быт. Мы же в Донбассе жили, а Украина - она певческая, и нас в хор или на занятия художественной самодеятельности не загоняли - мы сами туда с удовольствием шли, потому что любили петь, потому что это было продолжением общения, замечательным времяпровождением.

Так получилось, что я немножко среди своих сверстников выделялся - вообще, верховодил, был лидером, и, скажем, в пионерлагере меня всегда выбирали председателем совета дружины, а в краматорской самодеятельности наш педагог - как сейчас помню, Василий Семенович Тарасевич - сольные песни мне доверял. Потом, когда мутационный период начался, меня еще дразнили - девчонки-насмешницы распевали дуэтом (напевает): «Не шуми ты, рожь, спелым колосом. Ты не пой, Кобзон, сиплым голосом»... У меня тогда уже ломка пошла, а до этого голос нормальный был - я знал все популярные песни и по заявкам фронтовиков их исполнял.

- Это какие-то вещи Блантера были, наверное?

Да, конечно: «Пшеница золотая», «Летят перелетные птицы», а еще Фрадкина - «Ой, Днепро, Днепро...

- ...ты широк, могуч, над тобой летят журавли»...

Короче, как представитель Краматорска, я стал победителем областной олимпиады в Донецке, потом - республиканской в Киеве, а лауреатов посылали на заключительный концерт в Москву - там проводилась Всесоюзная олимпиада художественной самодеятельности школьников. Так я впервые оказался в 1946 году в Кремлевском театре... Да-да, никакого Кремлевского дворца и киноконцертного зала «Россия» еще не было - только Колонный зал...

- ...Дома Союзов...

Он самым престижным считался, плюс два камерных, как и по сей день, - зал Чайковского и Большой зал Консерватории. Закрытый Кремлевский театр находился в здании у Спасской башни - как заходишь, сразу с правой стороны, и вот режиссер собрал нас всех там и сказал: «Сейчас начнем репетировать. Учтите: на концерте - строжайшая дисциплина, выпускать вас будут из комнаты только за один номер до выхода на сцену».

- Вы знали, что Сталин в зале?

Конечно, но нас предупредили: если вождь будет присутствовать, любопытствовать и разглядывать его не надо.

- А Сталина предупредили, что Кобзон будет петь?

- (Смеется). Да, хорошая шутка, но как можно ребенку - а мне в 46-м году девять лет было - сказать в то время: «На Сталина не смотри»? - это все равно что верующему приказать: не крестись, - когда перед тобой храм или священник. Возможности присмотреться, однако, у меня не было: только спел песню «Летят перелетные птицы» - и за кулисы, а там мне сразу велели: марш в комнату!

На следующий день нас провели по музеям, показали Москву, покормили, посадили в поезд и отправили домой, а второй раз я предстал перед Сталиным уже в 48-м. Опять-таки как победитель республиканской олимпиады я выступал в том же Кремлевском театре, и та же картина - ничего нового, только песня Блантера другая уже была - «Пшеница золотая». (Напевает): «Мне хорошо, колосья раздвигая»... Я в белой рубашечке с красным галстуком вышел...

- ...и Сталина на сей раз разглядели?

Да, потому что нас небольшое расстояние разделяло, но с перепугом - бросил молниеносный взгляд и сразу перевел его в зал. Как сейчас помню: с улыбкой на лице он сидел в ложе с правой, если со сцены смотреть, стороны и мне аплодировал.

Из книги Иосифа Кобзона «Как перед Богом».

«Перед выступлением нам сказали, что будет Сталин, и он действительно сидел в ложе среди членов правительства (рядом с ним находились Молотов, Ворошилов и Булганин - Берии и Маленкова не было). Я видел Сталина только со сцены, когда пел (ложа находилась метрах в 10-ти от меня, с правой стороны от сцены). Когда нам сказали, что будет Сталин, волновались мы жутко - не потому, что боялись Сталина, а боялись, что, как увидим его, язык, ноги и руки перестанут слушаться. Тогда не было принято записывать фонограммы, как это делается сейчас по принципу «как бы чего не вышло», чтобы, не дай Бог, при президенте что-то непредвиденное не произошло (вдруг кто-то слова забудет или, что еще хуже, лишнее скажет)... Тогда, слава Богу, было другое время - все должно было быть настоящим, и поэтому мы, чтобы не ударить лицом в грязь, все тщательным образом репетировали, и хотя прогон концерта шел по нескольку раз, все равно сильно переживали.

Я исполнял песню «Летят перелетные птицы» - пел, и Сталин меня слушал. Долго смотреть на него я не мог, хотя очень хотелось, - дело в том, что перед выходом меня предупредили, чтобы этого я не делал. Очень мало я видел его, но, помню, успел разглядеть, что он был в сером кителе. Я спел и поклонился, как, видел, кланяются в кино любимому царю, и поклонился уважаемой публике. Имел большой успех, но на ватных детских ногах ушел за кулисы. Спел самому Сталину! - так начиналась моя карьера, но я был еще маленький и толком не понимал, что такое «вождь всех народов»... Его называли Иосиф, и меня моя мама назвала Иосифом.

К сожалению, в подробностях я не помню, как реагировал на мое выступление Сталин, а поскольку не помню, рассказывать, что он: «Браво!» кричал, поддерживая нескончаемые аплодисменты, или мне улыбался, не стану... Сейчас я бы мог сказать что угодно, но не хочу врать - помню лишь, что иногда смотрел на него, и еще помню, как за год до этого, приезжая в Москву, тоже на смотр художественной самодеятельности, 1 Мая на Красной площади участвовал в демонстрации перед Мавзолеем. Помню, как все мы влюбленно и восхищенно смотрели на руководителей партии и правительства, которые организовывали и вдохновляли мировую победу над фашизмом, и особенно во все глаза глядели мы на нашего героического, но простого вождя. Навсегда также остался в памяти салатовый занавес в Кремлевском театре...

Вот написал это и подумал: а ведь мне довелось жить при всех советских и послесоветских царях, кроме Ленина... Сколько их было? Сначала Сталин, потом Маленков, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин, Путин, Медведев... - Господи, неужели я уже такой старый?

«САША СЕРОВ ПРОИЗНЕС: «ЕСЛИ ВЫ ДАЖЕ СКАЖЕТЕ, ЧТО ПЕРЕД ЛЕНИНЫМ ПЕЛИ, Я ВСЕ РАВНО ПОВЕРЮ»

Насколько я слышал, тот факт, что вы дважды перед Сталиным пели, произвел на певца Александра Серова неизгладимое впечатление...

- (Смеется). Он просто настолько моим рассказом был впечатлен, что выдавил лишь одну фразу: «Иосиф Давыдович, я вам верю». - «Спасибо, - ответил я, - а что, я когда-нибудь дал тебе повод в моих словах усомниться?». - «Нет, - произнес Саша, - и если вы даже скажете, что перед Лениным пели, я все равно поверю». Это, конечно, шутка (смеется), но все остальное - правда.

- На вопрос одного из моих коллег: «Любили ли вы тогда Сталина?» - вы ответили: «Я его и сейчас люблю»...

В принципе, да.

- Хм, а что вы имели в виду?

Некий образ, конечно, и от него неотделимы песни, которые мы пели «о Сталине мудром, родном и любимом». Ну кто мог заставить людей с криком: «За Родину! За Сталина!» идти на подвиг, на смерть?

Теперь, однако, когда всем известно, сколько кровавый вождь натворил, вам он как человек, как личность, противен?

Трудно мне сейчас, по прошествии стольких лет, о том, что он сделал, судить. У меня во время Великой Отечественной погибли близкие - два маминых родных брата: дядя Миша и дядя Боря, а в 43-м в московский госпиталь контуженого отца привезли, так что настрадались они прилично, но тоже любили Сталина и тоже шли в бой с его именем, которое было символом Победы. Можно сейчас сколько угодно говорить о том, что победила страна, победил народ, но ни одной операции без согласования с Верховным Главнокомандующим наши военачальники не проводили.

Вы мне неоднократно рассказывали, как совсем юным дружили с такими выдающимися певицами и актрисами, как Клавдия Шульженко, Лидия Русланова, Зоя Федорова, но две из них не один год в сталинских лагерях отсидели и впечатлениями об этом ужасе с вами наверняка делились...

Более того, Дима, в свое время мы ездили по стране с популярной программой «Артисты эстрады, театра и кино», которую проводили на стадионах (режиссером ее был Илья Яковлевич Рахлин - царствие небесное всем, о ком говорю!), а вечерами, после концертов, собирались в гостинице. Общение народ артистический любит - сегодня это называют тусовками, а раньше просто встречами, вечеринками, и вот я ходил к Лидии Андреевне Руслановой, которую называл Барыней, а она меня - касатиком, а у нее собирались подруги: Любовь Петровна Орлова, Клавдия Ивановна Шульженко, Зоя Алексеевна Федорова - Зайчик, как мы ее окрестили...

- Неплохая компания...

Да, а еще Капа Лазаренко, Люся Зыкина... Вместе мы чаевничали, и я у них был..

- ...единственным мужчиной...

- (Смеется). Мне персонально ставили старый-престарый графинчик еще царских времен - тогда такой вкусной водки, как сейчас, не было, поэтому Барыня непременно ее настаивала: с утра заливала в лафитничек и корочки лимона или какие-нибудь ягоды туда засыпала. Вечером я баловал дам чаем (а они меня - водочкой) и в таком окружении просто блаженствовал - было столько рассказов и воспоминаний! Помнишь, на экраны вышел фильм Никиты Михалкова с Гурченко «Пять вечеров»? - но поверь, ни одна киносказка, даже талантливо сделанная, с теми посиделками не сравнится. Еще с нами сиживала, хотя и крайне редко, Тата Окуневская...

Тоже отсидевшая, которая позднее в мемуарах писала, что их и насиловали в лагерях, и били, и издевались над ними - делали все, что угодно....

Никто над ними не издевался! - в составе артистических бригад они выступали с концертами, но Лидия Андреевна, например, сама мне рассказывала, за что села и как ее предупреждали. Она, правда, на эти предостережения внимания не обратила, потому что ее очень любил Сталин, и не было ни одного концерта в Кремле, на который Русланову бы не звали.

- Она из-за маршала Жукова пострадала, да?

Не из-за Жукова, а из-за генерал-лейтенанта Крюкова...

- ...ее мужа - одного из ближайших соратников Жукова, под которого, собственно, и копали...

Нет-нет, как говорят в Одессе, ты знаешь все, но не точно. Дело в том, что когда они возвращались из Германии после победы...

- ...везли с собой эшелоны трофеев...

Вот это уже ближе к истине - привезли очень много имущества, и это стало причиной сталинского гнева... Ну и опять вопрос: как отнестись к решению царя, который наказал своих генералов за жадность? Не секрет ведь, что Жуков дал войскам после победы три дня на грабеж и разгул: мол, делайте что хотите. Что успеете нахапать - ваше, но на четвертый день за мародерство расстреливать будут на месте, поэтому гребли все подряд: аккордеоны...

- ...сервизы...

Гармошки губные - все, что могли ухватить. Грабили музеи, магазины, квартиры, а через три дня наступило затишье и уже Берзарин, комендант Берлина, строго следил за тем, чтобы разбоя и мародерства не было, но, конечно же, увезли очень много. Ну а что делать? - это война: немцы, когда наши города занимали, грабили нас, мы им ответили тем же...

«РУСЛАНОВОЙ ВЕРНУЛИ ВСЕ, ЧТО ПРИ АРЕСТЕ У НЕЕ ОТОБРАЛИ, - ЦЕННЕЙШИЕ КАРТИНЫ, ОЧЕНЬ ДОРОГИЕ ЮВЕЛИРНЫЕ УКРАШЕНИЯ»

Тем не менее пострадавшие от тяжелой сталинской десницы Русланова, Федорова и Окуневская были обозлены, ругали вождя?

Нет, и той же Лидии Андреевне вернули, между прочим, все, что при аресте у нее отобрали. Я неоднократно бывал у нее дома возле метро «Аэропорт»: в ее квартире висели редчайшие, ценнейшие картины.

- Она же антиквариат и бриллианты любила...

Да, у нее были очень дорогие ювелирные украшения. Кстати, когда трагически ушла из жизни Зоя Алексеевна Федорова, ходили слухи, что она была убита в собственной квартире якобы из-за драгоценностей. Почему совершено то страшное преступление, не выяснил до сих пор никто, но Русланова - это совсем был другой уровень.

- Всенародная любимица - еще бы!

Ее первым мужем был знаменитейший конферансье Михаил Наумович Гаркави (они и после развода дружили), потом она вышла замуж за генерала Крюкова, а Зайчик была скромной, милейшей женщиной, которая полюбила американского военного атташе (впоследствии - вице-адмирала ВМФ США Джексона Тейта). За то, что с иностранцем встречалась, и Тата Окуневская пострадала - «холодная война» шла, и обе они стали жертвами сложной политической ситуации.

Из книги Иосифа Кобзона «Как перед Богом».

«Однажды на фестивале искусств России в Грозном спускаюсь в гостинице вниз и вижу: сидит моя барыня одна - печальная сидит. Я: «Ой, барыня...». Бросился к ней, расцеловались, спрашиваю: «Что вы тут в холле делаете?», а она отвечает: «Сижу и думаю, кому здесь нужна?».

- Ну что вы, Лидия Андреевна!

- Да ничего, касатик, - никто вот не встретил, номера в гостинице нет: что ж остается мне думать?!

- Это с вами просто пошутили, вас давно ждет отдельный номер! - с этими словами хватаю ее чемодан и в свой номер веду.

- Так это ж твой, - говорит Русланова.

- Нет, Лидия Андреевна, - уверяю, - это ваш номер, а то, что я поставил в нем свой чемодан, свидетельствует только о том, что я знал, что вы приедете и будете здесь жить...

- Ой, какой же ты хитрый! Ничего ты не знал, потому что спросил внизу: почему я здесь?

- Нет-нет, - стал выкручиваться я, - я предполагал, что вы приедете, просто не знал, что так быстро вас встречу.

- Ну, ладно-ладно. Теперь-то ты куда?

- Я? На рынок (мне нравилось тогда ходить на рынок за фруктами да разными южными яствами).

- Тогда ягод купи, а я уж к вечеру, касатик, любимую настоечку тебе приготовлю...

Возвращаюсь с рынка, звонок: «Вот вы поселили в свой номер Русланову, а ведь у нас действительно больше номеров нет...». Я: «Ну что ж, нет так нет, значит, с кем-нибудь из музыкантов моих поселюсь - ничего страшного». Они туда-сюда... - в конце концов, номер мне нашли, но потом произошло самое интересное: «А что нам делать с Руслановой? Она нам - как снег на голову...».

- Неужели вы думаете, - возмутился я, - что она просто так взяла и приехала в Грозный с концертом? Наверняка кто-то ее пригласил и... про это забыл, так что надо что-то придумать.

Они руками разводят - не знают, что делать, и тогда я позвонил Татаеву, их министру культуры: «Ваха Ахметыч, ну как же так? Кто-то из ваших пригласил в Грозный такую великую артистку, но не встретил, не обеспечил ее ни жильем, ни работой...». Татаев расстроился: «Сейчас концертный выезд готовится... Это километров 70 от Грозного - давай отправим ее туда».

Я: «Ну что вы, как с нею так можно - куда-то к черту на кулички посылать - и потом у нее ноги больные. Еле ходит, подагра ее замучила - после этого переезда она будет уже никакая и вряд ли выступать сможет. Нельзя ее по горам таскать!».

- Ну тогда я не знаю, что делать, - задумался Татаев. - Кроме вашего выступления, сегодня в Грозном концертов нет.

- Пусть выступает в моем концерте, - предложил я.

Прихожу к Руслановой, приношу фрукты, ягоды, прочую снедь и говорю: «Лидия Андреевна, в пять часов у вас выезд на концерт.

- Вместе поедем? - спрашивает Русланова.

- Конечно, вместе.

Садимся в машину, приезжаем. Увидев мой оркестр, Русланова задает вопрос: «А кто еще петь с нами будет?».

- Никого.

- Как никого?

- Да так - будем выступать только вы и я, так что сами решайте, когда вам удобнее выходить: хотите в конце, хотите в начале, хотите в середине...

- А ты сколько петь будешь? - озадачилась Русланова.

- Не знаю. Песен 25-28.

- Сколь-ка?

Я даже не подумал, когда машинально эти цифры, которые моему сольному соответствовали концерту, назвал...

- А-а-а... Значит, я у тебя в антураже...

- Да нет, Лидия Андреевна, что вы? Вы - как подарок слушателям!

И вправду любовь к ней была, что называется, народная. Как-то, гастролируя в Омске, я, еще очень молодой артист, ехал с концерта на такси. Разговорились, и вдруг таксист спрашивает: «А вы Русланову живьем видели?». - «Не только видел, но и выступал много раз с ней в одном концерте», - ответил я, и тогда растроганный таксист неожиданно признался: «А вот если бы мне сказали: за то, что увидишь Русланову, умереть придется, знаете, я бы, не задумываясь, в гроб согласился...».

Лидия Андреевна жила у метро «Аэропорт», и в 1973 году с моей еще совсем молодой женой Нелей мы пришли как-то к ней в гости почаевничать. Жила она уже одна (была, правда, у нее приходящая домработница), и воображение гостей всегда поражали развешанные на стенах картины знаменитых художников. Моя Неля восхитилась: «Какая у вас, Лидия Андреевна, красота!».

- Тоже мне скажешь, красота - это все, что осталось от красоты, - вздохнула Русланова. - Все забрали.

Я поправил ее: «Лидия Андреевна, не все - многое ведь и вернули».

- Называется «вернули» - если бы ты видел, сколько забрали!

Для нее эти картины были поистине духовной пищей, а не тем, чем бывают для очень богатых, но малоинтеллектуальных людей, которые, ничего не смысля, заводят собрания книг, фарфора и живописи - Русланова во всем, что собирала, разбиралась, подводила к картине и, как настоящий ценитель, давала пояснения и делала тонкие замечания. Собирательство было у нее не ради моды, а для души, антиквариат, живопись, драгоценности и ювелирные украшения - все это было плодами профессиональных ее увлечений.

Она до последнего со знанием дела надевала на себя те или иные богатые украшения - в связи с этим запомнились картинки ее подготовки к выходу на сцену. Она говорила: «Пора засупониваться (значит, одеваться) - давай-ка, касатик, иди к себе, потому что я сейчас в сейф полезу» - и показывала себе на грудь: «сейф» был у нее на груди. Я уходил, она доставала из этого своего «сейфа» мешочки с драгоценностями и начинала наряжаться, а по окончании концерта все происходило в обратном порядке. Я стучал к ней в гримерку: «Лидия Андреевна, вы готовы?». - «Ой, какой же ты скорый! Подожди-подожди, касатик, я еще не рассупонилась» (это означало: еще не переоделась и не отправила свои драгоценности в «сейф»), а матерщинница была какая! - заслушаешься...

Последние ее дни и похороны были очень печальны - кстати, это участь большинства знаменитых людей. На этот счет есть точные стихи Апухтина «Пара гнедых» - о судьбе когда-то популярной актрисы:

Кто ж провожает ее на кладбище?
Нет у нее ни друзей, ни родных...
Несколько только
оборванных нищих,
Да пара гнедых, пара гнедых...

Я не могу сказать, что и Лидию Андреевну в последний путь на Новодевичье провожало мало народу, но, конечно, несопоставимо меньше, чем было бы, если бы ее не стало в те годы, когда ехали на ее концерты за тридевять земель. Похоронили ее в одной могиле с генералом Крюковым - одним из ее любимых мужей.

Дожив до почтенных лет, ни с одним мужем детей Русланова не завела - обладательницей ее богатейшего наследства оказалась приемная дочь, дочь генерала Крюкова. У них были хорошие отношения, но могилка Руслановой почему-то не ухожена.. Конечно, это могло бы сделать государство, но даже у него юридического права на владение могилой нет, и никто, кроме имеющих такое право, не может предпринимать к месту захоронения никаких действий...».

Я, Дима, не спорю: пусть Сталин - диктатор, пусть много крови на нем и страданий, но разве лидеры так называемых передовых демократий без греха? Смотри, что сейчас происходит, что с Ливией сделали! Какое имеет право прийти на чужую территорию и насаждать свой порядок другая страна? - а ведь до этого люди спокойно там жили...

«НИЧЕГО В ЭТОМ «БУДЬ ГОТОВ!» ПОСТЫДНОГО НЕТ»

- Так нефть ведь, Иосиф Давыдович...

Причина в другом - в желании заставить весь мир плясать под свою дудку, а о том периоде тем, кто живет сейчас, судить очень сложно. Да, старшее поколение сталинский режим и преступления Берии теперь порицает, но оно же на ура принимает фильм, где Лаврентия Павловича хвалят. Ругали, критиковали Никиту Сергеевича Хрущева, а теперь телевизионные передачи пошли, где его превозносят...

- Поди разберись!

Вот-вот, и с Брежневым то же самое... Я, если честно, не стал бы то время идеализировать, но мы любили свою страну, а сегодня у нас вроде как деспотов нет...

- ...а Родину в грош не ставим...

Я, когда с молодежью встречаюсь, говорю: «Вы должны России помочь. Нельзя так эгоистически ко всему относиться: не ходить на выборы, не думать о том, какой будет власть, самоустраняться от ответственности за будущее своей земли. Страну надо любить» - и вдруг увалень один поднялся: «Пускай сначала она нас полюбит!».

- А что-то, по-моему, в этом есть, правда?

- (Задумчиво). Что-то, может, и есть... Я не такой уж высокопатриотичный, но прожил звесь долгие годы: и сталинский период застал, и все остальные, - поэтому задал встречный вопрос: «По вашему мнению, страна, как вы мне сейчас заявили, должна вас полюбить, но объясните: за что, что вы для нее сделали? Вы считаете своей заслугой то, что вас взрастили ваши родители, дали образование? А может, вы совершили подвиг, свой народ защитили, или трудились в поте лица, всем подавая пример?»... Тишина была мне ответом...

Знаешь, после разделения Советского Союза пошел третий десяток лет, Украина, Белоруссия, Казахстан и остальные республики суверенными государствами стали, но того высочайшего духа патриотизма, который был советскому человеку присущ, конечно же, нет.

Писатель Александр Проханов как-то сказал: «От Советского Союза осталось три знамени: Мавзолей, Коммунистическая партия России и Иосиф Кобзон» - вы с ним согласны?

Нет, я себя знаменем не ощущаю, но непреходящие ценности для меня есть. Мы не учли, например, что, расставаясь с великой державой, нужно было единую организацию для детей сохранить - пионерию, и ничего в этом «Будь готов!» постыдного нет: не обязательно к борьбе за дело Ленина быть готовым, но к борьбе...

- ...за дело Путина-Медведева!

А хотя бы и так! - да просто к борьбе за лучшую жизнь, ведь пионер - значит первый, но мы эту организацию всесоюзную ликвидировали, а можно было назвать ее всероссийской. Был комсомол - с ним, что бы ни говорили, едва ли не все подвиги Великой Отечественной войны связаны, а кто города восстанавливал...

- ...стройки комсомольские поднимал...

Возводил по всей стране ГЭСы и ГРЭСы? Утверждать, что так уж славно мы жили, что не было у нас ни преступности, ни алкоголизма, ни наркомании, ни проституции, я не стану - все было!..

- ...и проституция?

И она тоже, но эти негативные явления общество тогда не захлестывали и в эпидемию не превращались. Имелись, естественно, недостатки, которые тот же комсомол искоренял, - он, в частности, боролся за то, чтобы не спивались ребята, чтобы наши красавицы не шли на панель... Сегодня этого нет, молодое поколение растащили (я говорю сейчас про Россию) по политическим коммуналкам, а ведь все они - граждане одной страны. Другой Родины ни у нас, ни у вас нет: нам Россия дана, вам - Украина, а в результате молодежь востребованности своей не чувствует. От того и считают цинично: «Пусть сначала страна нас полюбит»...

Мы тем не менее до сих пор настоящей своей истории не знаем, и по-моему, очень показательна в этом смысле встреча актера Евгения Весника с прославленным маршалом Тимошенко. Вы мне о ней как-то рассказывали, но читателям, наверняка, тоже было бы интересно послушать...

Нет, Дима, эта история не для интервью. Ты провокатор! - я-то понимаю прекрасно, что без крепких слов здесь не обойтись, хотя...

Служил, в общем, в Малом театре замечательный актер - народный артист СССР Евгений Весник, и был у него в жизни период, когда каждый день на «Ленфильме» снимался: утром приезжал в Ленинград, прямо с поезда мчался на студию, там до обеда работал, а затем дневным самолетом возвращался в Москву. Отыграв спектакль в Малом, садился в экспресс «Красная стрела», с утра в Питере снова снимался и опять ехал в аэропорт - в течение полутора месяцев так крутился, причем никогда билеты заранее не покупал: к отходу поезда приходил, в лучшем случае давал проводнице десятку (они все актера уже знали!), и его как-то устраивали.

И вот однажды он прибежал после спектакля на перрон и услышал: «Мест нет». - «Как нет?». - «Ни одного». Две «Стрелы» стоят - слева и справа, он туда, он сюда - все только руками разводят, и, видя его метания, одна проводница шепнула: «У нас тут в СВ маршал Тимошенко едет, но ему второе место положено, поэтому туда подселить вас не можем никак». Весник взмолился: «А можно я с ним договориться попробую?». - «Ну, давайте».

Об этой истории мне сам Женя поведал. «Стучусь в это СВ, - говорит, - открываю дверь: сидит Тимошенко. Я в струнку: «Здравия желаю, товарищ маршал, Евгений Весник». Он покосился так удивленно: «Кто-кто?». - «Артист Малого театра». - «А-а-а... Ну и что?». - «Понимаете, в Ленинграде у меня утром съемка, а в составе ни одного места нет - хоть в коридоре стой. Вы не позволите с вами проехать?». Маршал в ответ: «Ну валяй!», а Евгений Яковлевич, надо сказать, любил выпить, и чтобы снять после спектакля стресс, быстро уснуть и утром свеженьким явиться на съемку, у него всегда была наготове бутылочка коньяка. Он ее мигом достал: «Товарищ маршал, за знакомство можно по рюмочке?». Тот кивнул: «Да пожалуйста».

- Какой наглый, однако, актер...

Да нет, просто он в совершенно, так сказать, изумленном состоянии находился, и впоследствии ты поймешь, почему. «Товарищ маршал, - признался Весник, - я очень военной историей увлечен и помню, как в 40-м году вы стали народным комиссаром обороны СССР». Тот посмотрел на него одобрительно: «Надо же, молодец, артист! Действительно знаешь». Евгений приободрился: «А можно, раз уж я Маршала Советского Союза живьем вижу, за ваше здоровье выпить?». Тимошенко не возражал: «Ну, будь здоров!».

Когда уже горло смочили, Весник продолжил беседу: «Товарищ маршал, возвращаясь в то время... За 47 дней до начала войны, выступая перед слушателями военных академий, товарищ Сталин сказал, что Красная Армия обладает такой мощью, что Англию и Францию с лица земли в течение трех месяцев можем стереть». - «Ну, говорил». - «А почему же, когда Германия нам войну объявила (ну, понятно, коварство Гитлера, доверчивость Сталина...), уже через три месяца немцы под Москвой оказались?» - а сам по второй наливает. Тимошенко берет рюмку, смотрит на Весника... «Сказать? Честно?». - «Ну, если можно». - «А х... его знает» (показывает, как осушает рюмку).

Весник, однако, не унимается: «Через два года немцы были уже под Сталинградом, половину территории европейской части Советского Союза прошли - как же так получилось, неужели мы не могли собраться и дать им достойный отпор? За что миллионы людей положили?». - «Сказать? Честно?». - «Ну да». - «А х... его знает!». Ба-бах! (опрокидывает опять рюмку).

В московской больнице в возрасте 80 лет умер певец и депутат Госдумы Иосиф Кобзон - главный голос советской эстрады и символ эпохи. За 60 лет карьеры Кобзон спел около 3000 песен. Он был востребован колоссально! Без его участия не обходился ни один праздничный концерт, его голос постоянно звучал по радио и на телевидении. А ещё выступления в «горячих точках», общественная и преподавательская деятельность. 30 августа 2018 года Иосифа Давыдовича не стало.

Юный Иосиф Кобзон, парень из Днепропетровска, и представить не мог, что его ждёт звёздная судьба. Хотя вокальные данные у него проявились ещё в детстве, а в 9 лет он стал победителем конкурса талантов в Донецке, потом был конкурс и более высокого ранга, где Иосиф тоже стал победителем. После этого он даже дважды, как победитель самодеятельности от Украины, выступил в Кремле перед Сталиным.

Уже в техникуме увлёкся боксом с тал победителем чемпионата Украины среди юниоров. А потом была служба в армии – юношу с прекрасным голосом определили в ансамбль песни и пляски Закавказского военного округа, где он сразу стал солистом.

После армии Иосиф Кобзон отправился покорять Москву. Он подал документы сразу в несколько ВУЗов, и его приняли везде. Молодой человек растерялся, но выбор сделал – решил идти в ГИТИС. Но когда пришёл в Гнесинку забирать документы, встретил ректора, который поинтересовался: «Что, Кобзон, готовитесь к учебному году?» Сказать, что он пришёл за документами Иосиф Давыдович не смог.

Первое выступление Иосифа Кобзона в Москве состоялось в цирке. Так случилось, что композитор Александра Пахмутова и поэт Николай Добронравов долго не могли найти исполнителя для своей песни «Куба – любовь моя». Молодой певец Кобзон стал для них настоящим открытием. Когда он вышел на сцену с приклеенной бородой и деревянным автоматом в руках, в зале началось ликование. Позже он исполнил эту песню на «Голубом огоньке», который в то время без преувеличения смотрела вся большая страна.

А после песни «А у нас во дворе есть девчонка одна…» в Кобзона влюбились миллионы советских девушек. Вот только свою девчонку Иосиф Давыдович встретил не сразу. Первой его любовью была Вероника Круглова. Но в то время для девушки смыслом жизни была карьера, и молодые люди расстались. Звёздный брак с великолепной Людмилой Гурченко тоже продлился совсем не долго. И после двух разочарований Кобзон уже и не надеялся найти своё семейное счастье – уж очень непросто ему дались разводы. Спасением стала сцена.

Но как-то он оказался в одной компании с Нинелью Дризиной. Скромной питерской девушке было совсем некомфортно в компании известных композиторов, поэтов и музыкантов. Но Иосиф был не намерен расставаться с Нелли. По признанию обоих в жизни у них было всякое – и ревность, и упрёки, и обиды. Но главное – любовь, которая позволила им справиться со всеми проблемами и прожить вместе более 40 лет.

Нелли часто волновалась за супруга. Каждая его командировка в «горячие точки» становилась настоящим испытанием для всей семьи. А он только в Афганистане был с концертами 9 раз, а ещё в Сирии, в Чечне, в Чернобыле… Он считал, что как Утёсов и Шульженко всегда должен быть на передовой.

В октябре 2002 года страна замерла у экранов телевизора в страхе и скорби – боевики захватили в заложники более 900 зрителей, которые пришли в театральный комплекс на Дубровку, чтобы посмотреть «Норд-Ост». Кобзон в тот день был на выездном концерте, и о том, что происходит узнал только поздно вечером. Узнал и стал собираться на Дубровку. Нелли понимала, что уговаривать его остаться дома, просить и даже плакать бесполезно. Кобзон знал, что он делает, и уже после первых переговоров с террористами вывел четверых заложников. Люба Корнилова, которую он вывел из зала на Дубровке, родила четвёртого ребёнка, сына. И назвала Иосифом.

Иосиф Кобзон вошёл и в Книгу рекордов Гиннесса. 11 сентября 1997 года он дал самый продолжительный концерт в истории мировой эстрады.

Сложно перечислить все подвиги и заслуги Иосифа Давыдовича Кобзона. На своё 60-летие артист пел с 7 вечера до 6 утра. В перерывах только менял костюмы. На перекусы и чай времени не было.

Все подвиги и заслуги Иосифа Кобзона перечисли просто невозможно. В 2005 году у Кобзона было диагностировано онкологическое заболевание. Кобзон мужественно боролся со своей болезнью, продолжая работать. Трудолюбивый, энергичный, деятельный, он курировал спектакли и концерты, выступал. И не расстался с песней до последних дней.

«Я сам себе судья, и надо мной никто не властен… Я прожил очень интересную, непростую, но красивую жизнь. У меня в этой жизни есть все. Есть моя любовь, есть мое продолжение: мои дети, мои внуки. Есть мои песни, мои слушатели» – И. Д. Кобзон. Более 50 лет на сцене, выступления перед Сталиным, Хрущевым, Горбачевым, Ельциным – жизнь Иосифа Давыдовича Кобзона тесно вплелась в историю СССР и России. Именно поэтому его голос является голосом не одного поколения. Иосиф Кобзон – не просто самый титулованный певец отечественного музыкального Олимпа, депутат Государственной Думы, музыкально-общественный деятель, но и один из самых любимых артистов нашей страны. Уникальные фотографии из семейных архивов, повествование от первого лица расскажут о взлетах и провалах, успехе и перипетиях судьбы Иосифа Давыдовича, которые вряд ли кто-то мог рассмотреть за ослепительным светом софитов.

Выступления перед товарищем Сталиным

Все когда-то происходит впервые. Мою первую учительницу звали Полина Никифоровна. Хороший человек. Как звать – помню. Навсегда помню. А вот фамилию забыл. У нее я научился писать и читать, рисовать и считать только на «пять».

А вот петь, пожалуй, научился сперва от мамы, а потом уже продолжил на уроках пения и в кружке художественной самодеятельности.

Тогда ведь никаких развлечений не было: ни дискотек, ни магнитофонов, ни телевизоров. Мама очень любила петь романсы и украинские песни. У нас стоял патефон и было множество пластинок. Мама пела, а я ей любил подпевать. Мы садились вечерами, зажигали керосиновую лампу и пели «Дивлюсь я на небо – та й думку гадаю: чому я не сокил, чому не литаю?…» Нравилась маме эта песня. И вообще волшебное было время. Керосин стоил дорого, его берегли и лампу зажигали, только когда на улице совсем темнело. Нас загоняли домой, и я с нетерпением ждал момента, когда мы с мамой начнем петь…

Это было какое-то завораживающее действо и зрелище. Тоску сменяла радость, слезы – веселье, когда пела свои любимые песни мама. И, вероятно, именно тогда я навсегда «отравился» пением. Песни стали моими «наркотиками».

Я пел в школе, пел со школьным хором на сцене городского ДК. Тогда не было смотров, конкурсов – были художественные олимпиады. И в десять лет я, как представитель Краматорска одержал первую победу на Всеукраинской олимпиаде художественной самодеятельности школьников, заслужив свою первую награду – поездку в Москву на ВДНХ СССР. И там мне удалось выступить перед моим знаменитым тезкой.

Дело в том, что на нашем концерте в Кремле присутствовал сам товарищ Сталин. Я пел песню Матвея Блантера «Летят перелетные птицы».

Короче, я впервые оказался в 1946 году в Кремлевском театре… Да-да, никакого Кремлевского дворца и киноконцертного зала «Россия» еще не было – только Колонный зал Дома Союзов. Он самым престижным считался, плюс два камерных, как и по сей день, – зал Чайковского и Большой зал Консерватории. Закрытый Кремлевский театр находился в здании у Спасской башни: как заходишь, сразу с правой стороны. И вот режиссер собрал нас всех там и сказал: «Сейчас начнем репетировать. Учтите: на концерте – строжайшая дисциплина, выпускать вас будут из комнаты только за один номер до выхода на сцену».

И мы все знали, что Иосиф Виссарионович Сталин может оказаться в зале. Нас предупредили: если вождь будет присутствовать, то любопытствовать и разглядывать его не надо. Мне так и сказали: «На Сталина не смотри». Но это все равно что верующему приказать «не крестись», когда перед тобой храм или священник. Возможности присмотреться, однако, у меня не было: только спел песню «Летят перелетные птицы» – и за кулисы, а там мне сразу велели: марш в комнату!

На следующий день нас провели по музеям, показали Москву, покормили, посадили в поезд и отправили домой.

А второй раз я предстал перед Сталиным уже в 1948 году. Опять-таки как победитель республиканской олимпиады я выступал в том же Кремлевском театре, и та же картина: ничего нового, только песня Блантера другая уже была – «Пшеница золотая». Я в белой рубашечке с красным галстуком вышел…

На сей раз я Сталина разглядел, потому что нас небольшое расстояние разделяло, но с перепугу – бросил молниеносный взгляд и сразу перевел его в зал. Как сейчас помню: с улыбкой на лице он сидел в ложе с правой, если со сцены смотреть, стороны и мне аплодировал. Рядом с ним сидели Молотов, Ворошилов, Булганин. Берии и Маленкова не было. Я видел Сталина только со сцены, когда пел. Ложа находилась метрах в десяти от меня.

Когда нам сказали, что будет Сталин, мы испугались выступать. Не потому, что боялись Сталина, а опасались, что, как увидим его, так язык, ноги и руки перестанут слушаться, и мы вообще выступать не сможем. Тогда не было принято записывать фонограммы, как это делается сейчас по принципу «как бы чего не вышло», чтобы, не дай Бог, что-то непредвиденное не произошло при президенте, на случай, если кто-то слова забудет или, что еще хуже, что-то лишнее скажет… Тогда, слава Богу, было другое время. Все должно было быть настоящим. И поэтому мы, чтобы не ударить в грязь лицом, все тщательным образом репетировали. Прогон концерта шел по нескольку раз, но мы все равно жутко волновались…

Я пел, и Сталин слушал меня. Я не смог долго смотреть на него, хотя очень хотелось. Помню, успел разглядеть, что был он в сером кителе. Я спел и поклонился, как видел кланяются в кино любимому царю. И поклонился уважаемой публике. Я спел и имел большой успех. Спел и на ватных детских ногах ушел за кулисы. Спел самому Сталину!

Так начиналась моя певческая карьера. Я был еще маленький и толком не понимал, что такое «вождь всех народов». Его звали Иосиф. И меня мама моя назвала Иосифом. Я думаю, остальным выступавшим, кто был постарше, было намного сложнее. К сожалению, в подробностях я не помню, как реагировал на мое выступление Сталин. Поскольку не помню, не хочу рассказывать, что он кричал «браво», поддерживая нескончаемые аплодисменты, или одобрительно улыбался мне… Сейчас я бы мог сказать, что угодно, но не хочу соврать.

А вот хорошо помню, как за год до этого, приезжая в Москву, тоже на смотр художественной самодеятельности, я 1 мая на Красной площади участвовал со всеми в демонстрации перед Мавзолеем. Помню, как все мы с восхищением смотрели на руководителей партии и правительства, которые организовывали и вдохновляли великую победу над фашизмом, и особенно во все глаза глядели мы на нашего героического, но такого простого вождя. Все это я хорошо помню. И еще навсегда остался в памяти салатового цвета занавес в Кремлевском театре.

Вот написал это и подумал: а ведь мне довелось жить при всех советских и послесоветских царях, кроме Ленина… Сколько их было? Сначала Сталин, потом Маленков, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин, Путин, Медведев, снова Путин. Господи, неужели я уже такой старый…

Кстати, а песня Блантера мне тогда здорово нравилась. «Летят перелетные птицы в осенней дали голубой. Летят они в жаркие страны, а я остаюся с тобой…» Пел я ее от всей души: в Донецке, а потом и в Киеве, и в Москве. Когда через какое-то время показал врученную мне грамоту Матвею Исааковичу, старый композитор расплакался.

И еще один важный для меня момент. Когда мне как певцу-победителю украинской олимпиады дали путевку в Москву, мама сказала: «Если хочешь, повидайся с отцом». И я повидался. Однако его отношение к маме и мое благодарное отношение к отчиму, к Бате, сделало наше общение совсем формальным. Он отвел меня, как сейчас помню, в Детский мир на Таганку. Купил мне какой-то свитерок, еще что-то купил. Я поблагодарил. А он сказал, что у него завтра будет хороший обед, и чтобы я приходил. В ту встречу я узнал, что у него в новой семье уже два сына подрастают.

На пресс-конференции солистом оказался Иосиф Кобзон. Остальным участникам пришлось довольствоваться ролью бэк-вокалистов, и только Андрею Дмитриевичу иногда удавалось затеять спор с мэтром, чье сложное отношение к Израилю хорошо известно.

Замечательный поэт Андрей Дементьев издал новую книгу стихов, названную "В будущем году в Иерусалиме…" Такой сборник лучше всего представлять читающей публике в израильской столице. Именно так поэт и поступил: пригласив Тамару Гвердцители, Иосифа Кобзона и очень популярного сегодня в России певца, композитора и телеведущего Марка Тишмана, он отправился в Израиль.

Вполне ожидаемо, на пресс-конференции, посвященной и сборнику, и концертам, солистом оказался не "виновник торжества", а Иосиф Кобзон. Остальным участникам пришлось довольствоваться ролью бэк-вокалистов, и только Андрею Дмитриевичу иногда удавалось затеять спор с мэтром, чье сложное отношение к Израилю хорошо известно.

О стихах

Представив участников пресс-конференции, как своих друзей и замечательных людей, "каждый из них излучает тот свет души, который нам необходим", поэт рассказал о новой книге.

Андрей Дементьев :

В 93-м году при содействии Израиля вышла моя первая книга стихов, она называлась "Снег в Иерусалиме". Нынешняя книга включила в себя стихи, написанные за 17 лет. Я включал в разные книги разделы о Земле Обетованной, но здесь собрано все. Мне очень приятно, что оформлял ее выдающийся художник, земляк Тамары Зураб Константинович Церетели. Он хотел прилететь сюда с нами, но, как сказал Иосиф Давыдович, он, наверное, с одного из памятников своих упал (смеется). На самом деле он сейчас в Пекине, где он будет создавать новую скульптуру.

Меня радует, что отношения между нашими людьми - российскими жителями и израильскими все крепче, ближе. Каждый раз, когда я сюда приезжаю с друзьями, мне говорят - а у меня тут родственники, в Ашдоде, Ашкелоне, Беэр-Шеве. Коля Басков приехал, такой русофил, и говорит: "А меня тут бабушка". И только я говорю: "А у меня тут никого нет, к сожалению". Но вчера один человек сказал потрясающую фразу: "Да у вас весь Израиль родственники".

Кстати, оказалось, что родственники в Израиле есть и у Тамары Гвердцители, хотя она не очень афиширует этот факт.

О концертах

Иосиф Кобзон :

Аппаратура плохая. Что такое микрофон для исполнителя? Это партнер. Благодаря микрофону модно передать все нюансы исполняемого произведения. Когда аппаратура плохая, очень некомфортно певцу выступать. Приходится форсировать звук, от этого садится голос и настроение соответствующее. Но вот так получилось - непрофессиональный звукорежиссер и аппаратура непрофессиональная. Звукорежиссер думает, что микрофон нужен, чтобы нас слышали, а то, что он должен украсить наше звучание, он не знает. Видимо, он не музыкант. Обидно.

О пении под фонограмму

Марк Тишман :

Я не очень-то умею попадать в фонограмму. В проекте, в котором я участвовал, "Две звезды", было только живое пение. А эти концерты для меня совершенно особенные. Я в Израиле уже пел, но сейчас я выхожу на одну сцену с Иосифом Давыдовичем. Как я могу петь под фонограмму? Я должен соответствовать тем людям, с которыми я участвую в концерте.

Иосиф Кобзон :

Вас интересует, скорее всего, почему человек обманывает слушателя, используя фонограмму. Когда я был председателем комитета по культуре Государственной Думы, мы издали постановление. К сожалению, нет механизма, позволяющего проконтролировать ситуацию. Что такое для меня, человека, который уже более полувека выходит на эстраду, фонограмма? Когда исполнитель поет, он находится в определенном состоянии. Как нельзя войти в одну реку дважды, так нельзя дважды попасть в одно настроение. Есть концерты, когда нас заставляют петь под фонограмму - когда их снимает телевидение. Для меня это жуткие совершенно мучения. Я должен эмоционально попасть в то состояние, в котором был, а это практически невозможно.

За рубежом уважающие себя гастролеры никогда не поют под фонограмму. Это даже записано у них в контрактах. Есть такая замечательная американская певица Уитни Хьюстон. Удивительный голос, чудесные песни. Приехала в Россию. И в Санкт-Петербурге она простудилась, а концерты уже были объявлены. В Москве у нее был концерт в Кремлевском дворце. Огромный зал на 6 тысяч мест. Казалось бы, сам бог велел ей, не напрягаясь, петь под фонограмму. Она хрипела, плакала на сцене, и я плакал вместе с нею, так как ощущал ее состояние и понимал, что с нею происходит. Но она все равно не стала петь под фонограмму. Потому что это преступление. Я вас обманул: вы заплатили деньги для встречи со мною, а я вам даю суррогатную продукцию. Я уважаю только тех исполнителей, которые поют без фонограммы.

Андрей Дементьев :

В Советском Союзе был комитет по Ленинским и Государственным премиям. Я был членом этого комитета. И однажды выдвинули на Государственную премию замечательную певицу - Софию Ротару. Члены комитета пошли в Колонный зал, там был ее концерт. Потом стало известно, что она пела под фонограмму. И ее сразу сняли с обсуждения.

Иосиф Кобзон :

Я являюсь живым свидетелем появления Софии Михайловны на эстраде и свидетелем ее пения под фонограмму. Она первой в Советском Союзе стала так выступать - по несчастью. Толя Евдокименко, ее муж, царство ему небесное, объявил большое количество концертов, а у нее вдруг случился порез голосовых связок. А концерты отменять не хотелось - финансовые вопросы сыграли свою роль.

О портретах Сталина

Этот вопрос был связан с решением мэра Москвы Юрия Лужкова вывесить портреты Сталина в День Победы.

Иосиф Кобзон :

Поступки он совершал, может быть, и негативные, но в бой шли "за Родину, за Сталина" и Сталин сыграл колоссальную роль в Великой Отечественной войне. Он совершил много негативного, когда руководил великой державой, но просто зачеркнуть Сталина в истории - это никому не дано. Я, кстати, не знаю - не было бы Сталина, был бы Израиль или нет? В 1948 году только при его поддержке было провозглашено ваше государство. Почему в опросе "Имя России" Сталин появился на первом месте? Не Пушкин, не Толстой, а Сталин? Потому что народ вспомнил его великие дела.

Об Америке и Израиле

Иосиф Кобзон :

Я жертва политического сговора. Это произошло в 94-м году. Все мои коллеги, все мои друзья ездят в Америку - и Гриша Лепс, и Саша Розенбаум, и Винокур, и Лещенко. И все знакомы с теми же людьми, с которыми знаком я. Они были знакомы с, царствие ему небесное, Отариком Квантришвили, с солнцевскими. Но я могу смело смотреть в глаза правоохранительным органам. Я никогда ни с кем из этих людей не имел ничего общего. Но я всегда был другом Юрия Михайловича Лужкова. И когда в 94-м году началось противостояние Бориса Николаевича Ельцина и его подручного Александра Васильевича Коржакова, им надо было харчить всех подряд. Первым, кого они схарчили, был я, потом Гусинский и еще целый ряд людей.

Некий эмигрант Сэм Кисин, которого хотели задержать в России за всякие левые дела, откупился тем, что написал кляузы на всех, на кого ему указали. И вот, несмотря на то, что уже и Примаков, будучи премьером, говорил с Олбрайт, и Иванов говорил с Пауэллом, и, как мне сказали, Путин говорил с Бушем, по сей день на меня есть файл. Я говорил - я готов приехать в Штаты, предстать перед судом и ответить на любые вопросы. Но вот уже 16 лет я не езжу в Америку. Они не пускают никого - ни моего сына, ни мою дочь, ни мою жену. То, что я уже 4 созыва являюсь членом парламента российского, народным артистом, академиком, профессором, почетным гражданином 29 городов, их это не интересует. А Израиль был и остается подручным Америки.

Я об этом сказал вашим коллегам, когда меня задержали в аэропорту Бен-Гурион. Спасибо Пересу, который тогда по просьбе Бовина собрал кабмин срочно и сказал - это вопиющий случай. Ему ответили: так на него файл в США. Так это дело Америки! А вы скрываете, что вы целиком и полностью зависите от Америки!

Я не считаю, что Израиль - самостоятельное государство, не зависящее от монстра Соединенных Штатов Америки. И экономически, и политически. Сколько населения в арабских странах, окружающих Израиль, и сколько в Израиле? Я восхищаюсь израильским патриотизмом и тем, что граждане Израиля готовы отдать жизнь за свою страну, но я не отрицаю связь Израиля с Америкой и беспрекословное повиновение.

Возражения, мол, отношения Биньямина Нетаниягу и Барака Обамы безоблачными никак не назовешь, Иосиф Давидович отмел, а об отношениях России и Израиля сказал так:

Я доволен развитием отношений межгосударственных между Израилем и Россией. Это ощущается не только в экономике и политике. Государственное отношение и отношение общества к евреям намного стало лучше. "Лица еврейской национальности" - мы даже не произносим эти слова. У нас не произносят это ни в прессе, ни публично. Как раньше называли еврея, поступившего в Киевский университет? Чудо-юдо. И был один министр - Заславский. А сегодня евреи и министры, и в администрации президента. Обстановка намного благоприятнее. Визовые вопросы решены между государствами, это тоже очень о многом говорит. Это привлекает туристов. Зачем нам Турция, когда есть Израиль? Там дешевле, но тут атмосфера другая.

О высоком звании

Иосиф Кобзон :

Я бросился на амбразуру, когда после ельцинской революции 91-го года нас стали называть народные артисты России. Надо было получить заслуженного артиста России, народного артиста России и только потом можно было мечтать о звании народного артиста СССР. Когда меня назвали народным артистом России, я тут же остановил Ангелину Вовк и сказал, что в следующий раз не выйду на сцену, если меня будут неправильно объявлять. Я - народный артист Советского Союза. В зале раздались аплодисменты. И после этого понемногу и другие стали возвращаться к этому гордому званию. Мы же не говорим, что георгиевский кавалер сейчас будет называться ельцинский кавалер. Нужно дорожить тем признанием, которое было получено.

О России и Грузии

Тамара Гвердцители:

Я не воспринимаю отношения России и Грузии, как политику. Для нас это боль. Моя мама месяцами не видит своего сына, моего брата, который живет в Тбилиси. С невероятными трудностями мне пришлось делать визу для моего отца. Это ненормальная ситуация. Я надеюсь, что этому придет конец, но делать вид, что ничего не произошло, никто из нас не сможет.

Я бы не поехала в Цхинвали, но меня попросили, и мы по сей день решаем, чтобы состоялся мой концерт в Тбилиси. Перед этим я обязательно побеседую с премьер-министром Владимиром Владимировичем Путиным. Я с ним хорошо знакома, он вручал мне звание народной артистки России, что дало мне право и моральную поддержку продолжать жить в России. 15 лет я живу в России и эмоционально я к ней прикипела, конечно. При этом готов мой грузинский диск. Я считаю, что имею право выступать на своей родине, но вначале я хочу поговорить и с министром культуры, и я думаю, что это будет нормально воспринято. Дай бог, чтобы так это и было.

- А почему надо говорить с Путиным?

Потому что я российская гражданка и народная артистка России.

О ХАМАСе и "Израиле"

Вопрос "Мнений" был связан с Интернетом:

- Почти для всех российских сайтов, посвященных исламу, характерна одна особенность - доброжелательно и терпеливо рассказывая о своей религии, они немедленно меняют тон, когда речь заходит об Израиле и само название страны пишут "Израиль", вот так, в кавычках. Источник, откуда взято это написание - "Палестин-инфо", сайт ХАМАСа на русском языке. Это вопрос и, если угодно, обращение в Государственную Думу: чем можно объяснить, что российские исламские сайты разделяют позицию террористической организации?

Иосиф Кобзон :

В Интернете есть много пошлости, грязи, клеветы. Стоит ли вам, интеллигентным людям Израиля, обращать на это внимание? Можно привести пример? Вы знаете о проблеме Нагорного Карабаха. Я был там, когда уже начинались военные действия. И там был директор музыкального училища, с которым я в свое время учился в институте им. Гнесина. Образованнейший музыкант, интеллигентный человек. И я у него спросил: "Вагиф, объясни мне, что это такое? Ты как к этому относишься?" И он сказал: "Я, если встречу армянина, убью, не задумываясь". Вы говорите, что как только мусульмане начинают рассуждать об Израиле, они становятся другими. Это вполне нормально. Это отравленное сознание. Поэтому не обращайте внимания.

Правда, в итоге Иосиф Давидович все же назвал ХАМАС "мусульманским бандитским формированием". После чего извинился, сказал, что уходит, чтобы не опоздать на встречу с внуком и уже перед самым уходом сообщил, что прошел обследование в израильской клинике. Будем надеяться, что результаты этого обследования не вызовут тревоги.