Имя: Сергей Филиппов (Sergey Filippov)
Возраст: 77 лет
Место рождения: Саратов
Место смерти: Ленинград
Деятельность: комедийный актер
Семейное положение: был женат на Антонине Голубевой
Сергей Филиппов - биография
Среди многих «злодеев поневоле» Сергей Филиппов отличался не только талантом, но и потрясающей «демонической» внешностью. Однако за его грубыми манерами скрывалась тонкая чувствительная натура - при жизни актера не всем удалось ее разглядеть...
Вначале прошлого века в одном из приволжских городков в рабочей семье Филипповых 24 июня 1912 года родился единственный сын Сережа. Отец трудился у станка, мать занималась хозяйством и подрабатывала шитьем. Жили бедно, но любимого сына тянули как могли.
Сергей Филиппов - детские годы
Грянул 1917 год. Мгновенно обнищала вся страна. Завод встал, отец начал выпивать. Как-то раз явился домой пьяный, бросил с порога, что пойдет воевать. Забрал кое-какие вещи - и больше семья его не видела.
Детская биография Сережи Филиппова была тяжелой. Мать перебивалась случайными заказами: кому пальто перешить, кому платье... Ей было уже не до Сережи. А потом в доме появился отчим - нервный и властный комиссар, который даже спал с револьвером под подушкой. На впечатлительного мальчика такая домашняя обстановка действовала не лучшим образом. В школе перебивался с двойки на тройку, по поведению и вовсе имел кол. Когда же на уроке химии мальчик чуть не взорвал школу, его попросту отчислили - учителям надоело терпеть его выходки.
Мать отдала сына в ученики к пекарю, но Сережа зачитался Джеком Лондоном и забыл посолить хлеб. В итоге всю партию пришлось выбросить, а мальчику - искать нового наставника. Им стал немец-краснодеревщик. Казалось, этого флегматика ничто не может вывести из себя, но Филиппову это удалось: он испортил антикварный шкаф, вбив в него десяток гвоздей. Снова головная боль у матери: куда пристроить сына? Был он помощником и слесаря, и садовника, и даже грузчиком, но нигде надолго не задерживался.
Единственным занятием, которое заинтересовало Сережу, стали танцы. Он часами стоял перед зеркалом и втайне от посторонних глаз выделывал различные па и фуэте. Как-то раз Филиппов, возвращаясь домой мимо окон клуба, стал свидетелем занятий танцевального кружка и прилип к стеклу на целый час. Дома решился признаться в своей страсти матери. Та вздохнула: танцы так танцы.
Руководитель студии окинул взглядом высокого тощего подростка с длинными руками и ногами: «Ну как такой может танцевать?!» Но мальчиков в группе не хватало, поэтому Филиппову дали шанс. Вскоре он уже был первым учеником и даже решил подать документы в балетное училище.
Сергей Филиппов - из балета в театр
Путь в Москву, к заветной мечте, показался мгновением. Однако Филиппова ждало разочарование: он опоздал. Набор в балетную студию при Большом театре закончился. Тогда Сергей ринулся в хореографическое училище в Ленинграде -не успел и туда. Ему бы заплакать и вернуться в родной город, но Сережа был упрям. В итоге поступил в эстрадно-цирковой техникум, где стал любимцем преподавателей.
На более чем скромную стипендию не проживешь, поэтому Филиппов подрабатывал где мог: в кордебалете, на подтанцовке. Зная о его мечте танцевать в балете, преподаватели помогли ему сдать экзамены в Вагановское училище. Увы, Филиппова почти сразу выгнали оттуда за нарушение дисциплины. Тем не менее после окончания учебы в эстрадно-цирковом его каким-то чудом приняли в Театр оперы и балета.
Во время первого же представления ему стало плохо прямо на сцене. Приехавшие медработники констатировали у молодого танцора инфаркт: виноваты недостаток веса и голод. На балетной карьере пришлось поставить крест. Как же он сможет жить без сцены? И Филиппов поступил в театральную студию, а позже Николай Акимов пригласил его в Театр комедии.
Уже сложившаяся труппа театра приняла новичка враждебно. Филиппов часто слышал брошенные ему вслед реплики типа: «Кто этот человек с лицом убийцы?!» Но терпел, зато мог одной своей импровизированной репликой вызвать в зрительном зале приступ безудержного хохота.
Акимов его уважал и прощал многие выходки. Например, когда Филиппову выдали первую зарплату, он свирепо прокричал на весь театр: «Отдайте эту мелочь директору!» Когда тот вызвал строптивого актера на ковер, тот разошелся: «Да вы поймите, мне же не на мороженое... Мне семью кормить надо! У меня жена...» Акимов «понял» и повысил ему зарплату.
Американский сын Сергея Филиппова
Еще в цирковом училище Филиппов влюбился в симпатичную девушку Алевтину с актерского отделения. Они поженились, и вскоре у пары родился сын Юрий. Позже брак распался. Алевтина, работавшая учителем английского языка и переводчицей, при первой же возможности эмигрировала в Америку, забрав с собой ребенка.
Филиппов жену очень любил, но не смог ей простить такого поступка: Родину он любил больше. К тому же, говорят, он был рьяным коммунистом. Коллеги даже стали замечать, что после развода у Сергея Николаевича появились некоторые причуды - ему везде мерещились агенты КГБ, слежка, дома у него стоял «дежурный чемоданчик» на случай, если вдруг позвонят в дверь...
Сергей Филиппов - актерское творчество комедианта
Сергей Филиппов обладал необыкновенным талантом комедианта. В отличие от большинства «шутов по случаю», он никогда не мечтал сыграть Отелло или произнести монолог Гамлета: наслаждался ролями злодеев, лентяев, пьяниц и прочих деградирующих «элементов». Незаметно высматривал психотипы на улицах, в транспорте, в магазинах. А потом с потрясающей точностью копировал на сцене «записанные» в памяти жесты.
Наконец, актера пригласили в кино - конечно, не на главные роли. Но из любого эпизода он умел сделать шедевр. Режиссеры знали: есть Филиппов -значит, фильм публика запомнит. Рина Зеленая отзывалась о своем партнере по съемкам: «Он был так любим, что его героев цитировали все».
Каждый помнит шведского посла из комедии «Иван Васильевич меняет профессию», капрала и скорохода из «Золушки», лектора из «Карнавальной ночи», дрессировщика Алмазова из «Укротительницы тигров» и, конечно, начальника из «Девушки без адреса» с его крылатой фразой: «Масик хочет водочки!» А вот с водочкой у актера начались проблемы. От тоски и одиночества, которых не могла заглушить даже напряженная работа, Филиппов все чаще стал закладывать за воротник. Позволял себе даже появляться на сцене навеселе. Николай Акимов, сколько мог, прикрывал артиста, а сам оправдывался: «Для меня один талантливый пьяница дороже десятка трезвых бездарей!»...
Снимать Филиппова любил и режиссер Эльдар Рязанов . Одна из ролей никак не удавалась Сергею Николаевичу. Обычно изобретательный и легкий на подъем, Филиппов все никак не мог попасть в точку. Дни съемок, метры пленки, столько стараний - все прахом. Делать нечего - неужели придется приглашать другого актера? И тут Рязанову приходит в голову идея. Он подзывает помощника и просит принести ему полрюмки водки. Протягивает Филиппову: «Пей!» После чудодейственного напитка все пошло как по маслу, сцену сняли с первого дубля.
Все актеры попросили дублеров, а Филиппов отказался. Он признавался, что сначала у него мурашки бежали по коже от одной только мысли о хищниках. А когда увидел их вживую, от бравады не осталось и следа: сразу понял, какую глупость совершил. Но постепенно ему удалось найти общий язык с большими кошками, и они его даже полюбили. Филиппов так заигрался, что однажды одному из тигров дал увесистого пинка, после чего на него заорал дрессировщик: «Да что вы себе позволяете! Даже я так делать не смею...»
Популярность была для Филиппова и наградой, и пыткой. Его известность достигла таких масштабов, что народ останавливал его на улице. Алкоголики, тунеядцы, простые работяги считали его своим парнем. А Сергей Николаевич этого не терпел. Внутри он был очень ранимым, с тонкой душевной организацией, интеллигентным человеком. Но зрители почему-то всегда отождествляли его с исполняемыми им героями. Филиппов периодически жаловался коллегам: «Ну что я за актер такой? Почему ко мне вечно лезет знакомиться всякая шваль?»
Стоило ему приехать на гастроли - и тут толпа не давала прохода. Пожать руку, дернуть любимого артиста за карман пальто, потрогать за плечо - для провинциальных поклонников дело обычное. Иногда Филиппов срывался на крик: «О господи, что я вам - животное?! Вы можете пройти мимо и дать мне жить, как я хочу?» Без стеснения и матом послать мог. Но если приглашали выпить, всегда соглашался. Однажды после концерта он шел мимо буфета и увидел двух выпивающих коллег-актеров. Подошел к столику, опрокинул рюмку, а вместо благодарности бросил: «Не по таланту пьете!»
Филиппов всячески старался приукрасить жизнь хорошей шуткой. Как-то раз зимой он шел с другом по центральной улице Петербурга. Смотрит - а там дворник ломом ледышки разбивает, большая куча образовалась. Встал Сергей Николаевич посреди ледяной груды и во всеуслышание произнес: «Ой, я где-то тут кольцо с бриллиантом оборонил!» Вокруг собралась жадная толпа желающих помочь -все глыбы разбросали. А довольный артист с гордостью удалился.
Словно желая восполнить школьные пробелы в образовании, в зрелые годы Сергей Николаевич пристрастился к чтению. Собрал огромную библиотеку, в которую входили ценнейшие раритетные издания. Нелюдимый и замкнутый, он любил проводить время в одиночестве в своей квартире. Наверное, поэтому окружил себя красивыми и дорогими вещами: антикварной мебелью, бронзовыми статуэтками, картинами в золоченых рамах, фарфором и драгоценностями. Благодаря своей известности даже во время тотального дефицита Филиппов мог достать практически любую вещь. Спускал все гонорары, ничего не копил. Мог вдруг сделать приятелю или совершенно незнакомому человеку очень ценный подарок.
Сергей Филиппов - биография личной жизни
При всей своей внешней непривлекательности Филиппов пользовался успехом у слабого пола. Любил красавиц и часто заводил интрижки. Возможно, это и послужило причиной распада его первого брака. Вскоре после развода в ресторане судьба свела Филиппова с его второй супругой, писательницей Антониной Голубевой. Она была старше на 13 лет.
С тех пор они стали жить вместе, образуя, по словам знакомых,очень странную пару: он - высокий, худой, а она - маленькая, толстая, с вечно недовольным выражением лица и поджатыми губами. Окружение Филиппова моментально возненавидело его вторую супругу. Он и сам часто признавался, что не любил ее, и всегда называл Барабулькой. На вопрос, кто это, отвечал: «Маленькая паршивенькая рыбка с выпученными глазами».
Голубева жутко ревновала Филиппова и к коллегам-актрисам, и к сцене, поэтому всюду ездила с ним, часто принимала за него решения. Актер был абсолютно не приспособлен к быту, а хозяйственная жена о нем заботилась: варила борщи, утюжила стрелки на брюках... Наверное, роль подкаблучника все же нравилась Филиппову, как бы он ни сопротивлялся. В этом браке они прожили 40 лет, вместе съели пуд соли.
Сергей Филиппов - болезнь и смерь актера
Голубева поддерживала супруга, когда того уволили из театра - сильнейший удар по его самолюбию! Потом у него обнаружили опухоль мозга - нужно было выхаживать мужа после сложнейшей операции. Что бы о ней ни говорили, а Антонина мужа вытащила, спасла. И когда ее не стало, Филиппов сильно сдал. Протянул без своей Барабульки всего год: рак снова дал о себе знать...
Актер, любимый миллионами зрителей, умер один в своей квартире. Это произошло 19 апреля 1990 года. Прежде чем соседи обнаружили тело, прошло две недели... Нищая обстановка его жилья повергла всех в шок. В квартире остались голые стены: ни знаменитой библиотеки, ни антиквариата. Никто не знал, куда все делось. По одной из версий, находясь в отчаянном положении, Сергей Николаевич постепенно распродавал вещи. По второй - накануне его кончины все богатство вынесли из дома родственники второй супруги. Одиночество и страшная бедность пошатнули его рассудок. Очевидцы рассказывали, что он ходил по квартире абсолютно голым - так и дверь знакомым открывал...
Денег на похороны не было. И коллеги Филиппова обратились за помощью на «Ленфильм». Удивительно, но киностудия, сделавшая на гениальном артисте миллионные сборы, не выделила на его проводы в последний путь ни гроша. Всем известный Шурик, несколько часов просидел на телефоне, обзванивая знакомых. Кое-как насобирали на скромный гроб и похоронили на Северном кладбище Петербурга рядом с могилой его Барабульки.
Сын актера стал художником. Юрий Филиппов закончил высшее Художественно-промышленное училище им. Мухиной, работал в Европе, Азии и Америке. Помимо живописи занимался дизайном, сейчас увлечен карикатурой. О своем знаменитом отце Юрий Сергеевич написал книгу “Есть ли жизнь на Марсе”. Она вышла в свет в 2009 году. Сейчас готовит к изданию книгу афоризмов Сергея Филиппова со своими иллюстрациями.
Юрий Сергеевич, детские воспоминания всегда самые яркие. Что вспоминается из общения с отцом?
До развода родителей я с трудом что-то припоминаю. Был тогда очень маленьким. А после того как мама с папой расстались, отец приезжал за мной на такси и увозил в разные интересные места. Часто ездили с ним на охоту.
Он был охотник?
Он думал, что он охотник. У меня сохранилось его ружье. Но это даже не ружье, а гибрид из кларнета вместо ствола и приклада. Но тогда считалось, что мы страшно охотимся. Хотя ни одно животное от нашей охоты не пострадало. Отец шутил, что когда он едет на охоту, для экономии места спиртное наливает в шины автомобиля. Я же воспринимал это всерьез и никак не мог понять, как же они с друзьями после того как выпьют содержимое на спущенных шинах домой добираются.
В биографиях Сергея Николаевича, которые опубликованы, очень много нестыковок...
Да, это потому что он никогда о себе ничего не рассказывал. Именно это послужило поводом начать большую работу и написать книгу об отце.
Вы очень переживали развод родителей?
Конечно. Но моя мама была такой человек, она думала, что муж должен прийти домой вечером и прибивать гвоздики, налаживать дом. Ну а какое налаживание дома у актера вечером? Тем более настолько известного и популярного… Но даже когда они разошлись, я видел, что они друг друга любили. У Сергея Николаевича с его новой женой писательницей Антониной Голубевой были непростые отношения.
Он часто ей во время ссор говорил: “У меня есть красавица жена и талантливый сын, а ты - полицейский”. Голубева была старше его на 15 лет и ревновала безумно. Часто отец уходил из дома чистый, в отглаженном костюме, а возвращался весь ободранный. Думаю, что это было из-за чувства противоречия, некого протеста.
Многие его коллеги вспоминали, что Сергей Николаевич приходил в свою вторую семью часто пьяный, Но Голубева именно это использовала для давления на него. Наутро она ему всегда говорила: “Сережа, ты вчера такое нес! Тебя за это посадят. Только я могу тебя спасти”. Как человек своего времени он, конечно, боялся, что пьяным наболтал лишнего, что его могут посадить. Он был далеко не волевым человеком и Голубева умело этим пользовалась.
Когда Вы учились в школе, Ваш отец уже был очень известным актером. Одноклассники завидовали?
А у нас в классе было три Филипповых (смеется). Меня учителя не выделяли. Но слава отца на меня периодически переходила, и переходит до сих пор. Вот недавно захожу в ресторанчик, как сказал бы папа “выпить рюмку супа”. И сидят там два уважаемых почтенных человека, один другому говорит: “Изя, ты знаешь, кто это к нам пришел?” “Конечно, Юра Филиппов, известный художник, сын Смоктуновского”. А второй поднимается из-за столика и добавляет: “Нет, Никулина!” В общем, что тут скажешь, бедная моя мама! Конечно, это смешно.
Фото из семейного архива Ю. Филиппова
Ваши встречи с отцом были частыми?
Да частыми. Мы с ним играли на гитаре (у меня гитара отца сохранилась, она 1906 года), я очень много ходил в театр, а в театре Николай Павлович Акимов меня немного учил чему мог. С его помощью я научился работать изоиероглифом. У Акимова ведь все плакаты сделаны изоиероглифом. Но он как-то не в восторге был от моего творчества. С отцом мы вместе занимались фотографией, это было его хобби, много снимал маму.
А потом я уехал в Америку. Захотелось попробовать себя. Я тогда работал в худфонде и был на очень хорошем счету. Делал музей города, музей Ушакова, музей Пушкина - разрабатывал дизайн. Как-то пришел в худфонд, а мне его председатель говорит о моих работах: “Юра, надо быть скромнее, ты еще не в Чикаго”. Надо же ведь такую глупость залепить! А я ему сразу ответил: “Что совет даете? Спасибо. Учту”. И вот я тогда подумал, что в Америке я развернусь. И поехал. Сказано - сделано!
Фото из семейного архива Ю. Филиппова
Сергей Николаевич не мог Вам простить этого?
Я думаю, что он просто боялся. Его жена внушала ему, что из-за эмиграции сына могут быть серьезные неприятности и лучше прекратить общение. А я писал отцу, но он так был напуган, что мои письма даже не распечатывал, правда хранил их в тумбочке рядом с кроватью. В этих письмах я посылал свои рассказы, которые по моей идее он должен был читать со сцены.
Когда он умер, мне об этом даже не сообщили. Квартира после его смерти долгое время стояла открытая. И “добрые люди” все оттуда вынесли. Сначала все, что можно вынесли родственники Голубевой. Они считают себя наследниками Филиппова, даже в каком-то документальном фильме появился “правнук” Филиппова. Потом, вдруг объявился еще и племянник. И никого не смутило, что у Филиппова есть только один сын, а детей у меня нет. А потом уже кто-то из актерской братии уносил вещи из квартиры. Брали на память - кто-то книгу, кто-то фото. Многие потом говорили, что хотели бы отдать эти вещи. Но мне то, что взято людьми на память не нужно. О смерти отца мне сообщили только через два года. Мы и могилу его с трудом нашли.
Фото из семейного архива Ю. Филиппова
А Вы знаете, как он жил в последние свои годы?
После смерти Голубевой он остался совсем один. Ему очень помогала актриса Любовь Тищенко. О ней можно сказать - это сама доброта. С ним до последнего жил его сокурсник по хореографическому отделению эстрадно-циркового техникума. Эти два старика и жили вместе в последние годы. Любовь Тищенко не раз отцу говорила: “Прочитайте письма, все-таки сын писал”. А он ей: “Если хочешь, сама читай!”
Умер он дома?
Никто не знает точно. Кто-то говорит, что его увезли в больницу, кто-то, что он умер дома и чуть ли не неделю полежал, пока его не нашли. Он был очень больной человек. Треть желудка была вырезана, но, говорят, что умер от рака легких.
У Сергея Николаевича еще была сложная операция по удалению опухоли на головном мозге?
Эту операцию ему делали в 1971 году. И он после этого прожил еще 25 лет. Опухоль была не злокачественная. Он потом даже шутил: “Хочешь потрогать мой мозг?” Поскольку там спилили часть кости и прикрыли все только кожей, у него на голове пульсировал небольшой кусочек. Рязанов хотел его снимать в “Необычайных приключениях итальянцев в России”, но побоялся взять, потому что отец был очень слаб после операции. Эту роль прекрасно сыграл Евстигнеев.
Почему, уезжая, Вы не смогли попрощаться с отцом?
У Голубевой попрощаешься! Актеры ее называли “полицейский в юбке”, а Филиппова “мальчик из Уржума” по названию ее книжки. У меня с ней отношения не сложились сразу же. Я был мальчик не то чтобы ехидный, но несогласный. Вот прихожу я как-то к ним, а она ведет себя как воспитательница: “Мальчик, ты любишь стихи?” А мне больше из рогатки, конечно, стрелять нравилось... “Какие ты стихи выучил?” И не отстает просто. А у нас дома была книга Архангельского “Пародии”. И вот я начал читать: “Не девушка - малина, шедевр на полотне, Маруся-Магдалина раздетая вполне..”. Она в шоке: “Какая гадость! Хулиган!” А я продолжаю: “У Васи, о боже, на розовой на коже вскочил преогромный волдырь..”. Мне тогда очень нравилось про волдырь почему-то. “Это плохое стихотворение!” И подарила мне свою книгу “Мальчик из Уржума”. Я, конечно, эту книгу тут же выбросил.
Фото из семейного архива Ю. Филиппова
А отец как на все это реагировал?
Ему уже все это безумно надоело. Она ведь как с ним познакомилась. Поскольку после развода мама его попросила покинуть дом, Акимов снимал ему комнату в “Астории” и он ходил обедать в ресторан (отец очень любил застолье). Когда он обедал в “Астории”, всех приглашал за свой столик. Проходит мимо громадного роста военный, морской адмирал: “Здравствуйте, Сергей Николаевич!” А он отвечает: “Здорово, старик!” Тот возмущен: “Я не старик! Я - адмирал Засосов, известный военный врач”. - “Да? Ну, так подгребай, вместе и засосем!” И вот это “подгребай” потом просто стало расхожим выражением. И фраза “Нет некрасивых женщин, есть мало водки” принадлежит тоже Филиппову.
И вот как-то там очередной раз с приятелями выпили и случилась пьяная драка. Сергей Николаевич был резкий человек и кому-то что-то ответил, а тот бросился на него с вилкой и поранил ему руку. Тут же крики начались: “Артиста убивают!” Явилась милиция. Всех забрали, кроме Филиппова. Все-таки кумир! А Голубева сидела рядом за столиком, она тут же бросилась перевязывать ему раненую руку, а потом увела его к себе, поскольку жила недалеко. А наутро он просыпается у нее.
Женщины любили Вашего отца?
Очень. Просто отбоя не было. Я до сих пор удивляюсь, как много у него было поклонниц. Это и послужило причиной развода с моей мамой.
Почему бюст с могилы Филиппова сейчас хранится у Вас дома?
Бюст, который стоял на могиле Сергея Николаевича не был сделан именно как памятник на могилу. Он был подарен ему неизвестным автором и стоял долгое время у него в шкафу. Мы долго искали этого художника, но безуспешно. В бюсте 36 кг бронзы. Его пытались унести с могилы. Поэтому пришлось поставить там копию, а этот дар неизвестного художника сохранить.
Каков Сергей Филиппов как человек глазами сына?
Очень добрый, но замкнутый. Причем замкнутым он стал именно во втором браке. У него были такие красавицы поклонницы. Но его сломило то, что его постоянно Голубева шантажировала, а он очень боялся. Гомиашвили рассказывал, что во время съемок “12 стульев” (она же ездила с ним везде, шагу ему не давала ступить одному) на теплоходе Сергей Николаевич как выпьет, так и начинал ее гонять. Причем в выражениях не стеснялся. Пока его полностью не подавила новая жена, он был другим.
Фото из семейного архива Ю. Филиппова
Почему одна из Ваших выставок, посвященных Сергею Филиппову называлась “По стопкам моего отца”?
Просто он мне часто повторял: “Сынок, иди по стопкам отца. Методом пробок и ошибок”. Вот я и иду.
остроумным человеком и в жизни. Однако судьба уготовила ему тяжелые испытания, в том числе многолетнюю ссору с единственным сыном.
Посмотрел на меня внимательно: «Кто ты такой?» — «Я же твой сын». — «У меня нет сына», — холодно ответил он. «А меня, Сереженька, тоже не узнаешь?» — спросила мама. Отец взглянул на нее, лицо его исказилось, казалось, сейчас заплачет. Резко развернулся и побежал прочь. Тогда я понял, что он все еще любит маму...
Я принес в ОВИР заявление от папы: «К решению сына выехать на постоянное место жительства за границу никакого отношения не имею. Считаю, что его надо сурово наказать, а лучше — расстрелять. Материальных претензий не имею. Сергей Филиппов».
[
more
=
]
«Где будете расстреливать? — спросил я у молоденьких сотрудниц ОВИРа. — Здесь или во дворе у стенки?»
Конечно, мне было известно, что отец рвал и метал, узнав, что я эмигрирую. Но написать подобное ему не пришло бы в голову. Так и стоит перед глазами воображаемая картина, как его сожительница мадам Голубева диктует эти строчки, полные ненависти к врагу.
После моего отъезда отец перестал общаться со мной, письма из-за бугра не распечатывал. А если друзья спрашивали обо мне, отвечал, что с предателями родины ни в какие контакты не вступает. И только в конце жизни признался, что если бы все начать сначала, остался бы с женой и сыном...
Никогда не забуду наш последний телефонный разговор.
— Нет, Юра, денег не присылай, лекарств тоже. У меня все есть.
— Может, в гости ко мне приедешь? Я все оплачу.
— Это тоже не надо.
— Столько лет не виделись... Если хочешь, я сам приеду, могу с мамой.
— Я ее очень люблю и всегда любил.
— Она это знает и, между прочим, замуж больше не вышла. Ну что вы как дети малые, пора вам встретиться и поговорить.
— Никогда ей не прощу, что она меня поленом выгнала!
Почему-то при этих словах о полене я вспомнил, как в детстве мечтал, чтобы мои любимые родители жили вместе, и сердце защемило. Удивительное дело. Я поменял страну, фамилию и отчество, думал, что каленым железом вытравил все, что было связано с отцом. Но в итоге вернулся в Петербург, иногда хожу в Театр комедии, где он всю жизнь проработал, собираю по крупицам его архив, фотографии, воспоминания о нем. Видно, филипповские гены во мне все же победили...
Мой дед, немецкий барон, был управляющим на гвоздильном заводе в Саратове. Там он женился на кружевнице, красавице-певунье Дуне, моей бабушке. У них и родился Сережа — мой отец. Но в начале Первой мировой войны дед вынужден был уехать на родину, а бабушка наотрез отказалась покидать Россию.
Мастер Николай Георгиевич, слесарь по профессии, работал на том же заводе. Когда-то его хозяин отправил перспективного работника повышать квалификацию в Германию, через год Николай вернулся оттуда в модной жилетке, украшенной цепочкой с часами. Местные девицы стреляли в его сторону глазками, но завидный ухажер предпочел одинокую к тому времени Дуню: хоть и с ребенком она, но настоящая красавица, к тому же поющая как соловей! Так у Сережи появился отчим.
По субботам новый глава семейства неизменно приходил домой пьяным, ругал жену, а потом забирался на комод и громко пел вызубренные за границей немецкие песни, в перерывах попрекая Сережу его буржуазным происхождением. Кстати, и местные мальчишки дразнили приятеля не иначе как Фон-бароном.
Все детство папы прошло на улице. «Волга видела нас гораздо чаще, чем домашние», — не раз говорил он. С соседскими пацанами, такими же голодранцами, воровал арбузы с идущих по реке барж. Ловил рыбу, но попадалась в основном мелочь. Ее на палочках жарили на костре, а сами кружили вокруг в диких пиратских танцах, в исполнении которых Сергей особо усердствовал.
Рассказывая мне про детские шалости, папа всегда приговаривал: «Да, я был далеко не подарок!» Среди школьных предметов он уважал литературу и химию. Из-за химии его и выгнали из школы с треском. Папа вдруг решил, что уже созрел для самостоятельных опытов, и в результате комбинаций с соляной кислотой и железными опилками создал такой едкий газ, что занятия пришлось прекратить на несколько дней.
Мать ломала голову: что дальше делать с таким любознательным сыном? В Саратове была безработица, и о том, чтобы устроить куда-то мальчишку без профессии, нечего было и думать. Сначала она отдала его учеником к пекарю, но он что-то напутал, загубил тесто и вылетел на улицу. «Ладно, у Горького тоже не получилось печь хлеб», — утешал себя начитанный Сережа. Потом мать отвела его к немцу-краснодеревщику. Тот плохо говорил по-русски и называл отца «малшык Филипоу». Назидательно поднимая вверх указательный палец, он говорил: «Малшык Филипоу, бэз срумента и вош нэ убеш». В мастерской папе понравилось: тишина, деревяшки, стружки, мебеля роскошные. Он потом часто с теплотой вспоминал своего педанта-учителя и в тяжелые времена говорил: «Не получится дальше с актерством — пойду в реставраторы!»
Но однажды его жизнь сделала крутой поворот. Как-то вечером шли они с другом мимо местного клуба, заглянули в окно. Там в большом освещенном зале девчонки в коротеньких юбках выделывали ногами такие кренделя, что у Сережи челюсть отвисла. У входа в здание висела табличка «Хореографическое училище». Парни недоуменно переглянулись и хмыкнули: это от слова «харя», что ли? Но папе настолько понравилось увиденное, что он уговорил товарища зайти. Учительница сразу же записала их в кружок, поскольку ни одного мальчика там не было. Приятель очень быстро охладел к танцам, а папа стал заниматься, и педагог, видя его рвение, со временем посоветовала ехать в Москву, учиться дальше.
У папы действительно были исключительные данные для классического танцовщика: прыжок, чувство ритма, длинные ноги. Но в столичном хореографическом училище набор уже был завершен, и он поступил на балетное отделение ленинградского Эстрадно-циркового техникума на Моховой. Там же с огромным энтузиазмом училась и моя мама Алевтина Горинович. Годы спустя папа вздыхал с сожалением: «Жаль, что она не стала актрисой. Талантом на Ермолову походила».
А вот моя бабушка Любовь Ипполитовна была недовольна выбором профессии дочери:
— Как ты могла? Внучка генерала Куприянова — и актерка! Уж если так творчества захотелось, пошла бы в художницы, что ли. Я же училась у Николая Рериха! Бумага, акварель... Чем это плохо?
— Бумага, акварель... А жизнь проходит мимо!
— Какая вообще может быть жизнь при рэволюционэрах?
Но как оказалось, училище — это было еще полбеды: Ася закрутила роман с Сережей, который мало того что готовился стать артистом балета, так еще и жил в общежитии на крохотную стипендию. И когда дочь привела Филиппова знакомиться с мамой, будущей теще жених сразу же категорически не понравился.
— Как ты можешь хотеть за него замуж? Он же хам. Посмотри на него повнимательнее. Это клоун, паяц! Из него никогда не выйдет хорошего мужа и отца твоим детям.
— А какой, по-твоему, у меня должен быть муж? Такой, какие были у тебя? — дерзко ответила моя мама.
— Мои мужья были из хороших семей, образованные усатые красавцы. А этот — голь перекатная. Ни кола ни двора. Твой отец был, между прочим, дворянином! Он был героем и пропал без вести на войне, — с пафосом завершила Любовь Ипполитовна, всхлипнула и приложила к глазам кружевной платочек.
— Мама, ты не права. Сережа — умный, красивый. Мы скоро заканчиваем техникум. И профессия у него будет хорошая.
При этих словах слезы Любови Ипполитовны мгновенно высохли.
— Разве это мужское дело — дрыгать ногами? Сама в актерки пошла, да еще и мужа-плясуна решила завести?!
Ася была уверена, что мама все-таки сменит гнев на милость и примет зятя. Но время шло, а Любовь Ипполитовна была непреклонна. Моего отца она только терпела. Для нее он был просто хамом, недостойным руки ее дочери. Она так ему все время и говорила: «Сереженька, вы же хам». Казалось бы, всего три буквы, но сколько чувства она в них вкладывала! В ней говорила классовая ненависть, а о своем баронстве отец никогда не рассказывал...
Любовь Ипполитовна была, как говорили раньше, из бывших. Генеральская дочь, занималась в Императорском обществе поощрения художеств. Я помню, как, сидя у окна, она пила чай из чашки саксонского фарфора, чудом уцелевшей, прошедшей с бабушкой через революцию, Гражданскую и Отечественную войны, через эвакуацию, переезды и возвращение на улицу Широкую в Ленинграде. Эта чашка без блюдца да несколько фотографий — все, что осталось у Любови Ипполитовны от прежней жизни.
А ведь, бывало, выезжая всей генеральской семьей на дачу, они везли с собой рояль. Он был специальный, летний. Зимой его держали в сарае при доме, накрывали толстой попоной и укутывали сеном. Бабушка с ностальгией вспоминала об этом. Конечно, она мечтала, что ее дочь выйдет замуж за принца на белом коне.
Однажды Ася и Сережа, так и не получив благословения, расписались, и папа на законных основаниях вселился в мамину комнату. Для бабушки это было трагедией. Вся квартира пропахла валерианой и нашатырем. С обвязанной головой Любовь Ипполитовна изредка выходила на общую теперь кухню, чтобы налить чаю в свою саксонскую чашку. Ни дочь, ни зятя к себе не допускала. Зато периодически подходила к их двери и громко стучала: «Нельзя так много этим заниматься! Это вредно для здоровья!»
А молодожены строили грандиозные планы на будущее. Папа окончил техникум в 1933 году. На выпускном концерте он исполнил зажигательный танец английского моряка «Веселый Джим». Номер имел большой успех. Всех поразило, что чечетка в нем чередовалась с классическими батманами. Это было смело. Самое удивительное, что благодаря этому танцу его приняли в Мариинский театр. Радости не было предела: «Ты представляешь, Асенька! Я, вчерашний саратовский мальчишка, и вдруг — артист всемирно известной труппы!»
В новом балете «Красный мак» он исполнял роль Кочегара: выбегал с ведром на сцену, весь перепачканный углем, и исполнял очень короткий танец, а потом, как было написано в либретто, убегал в кочегарку. Однажды папа задержался на сцене сверх положенного и вдруг неожиданно надел грязное ведро на руку стоящего на сцене капитана, белоснежный китель которого мгновенно покрылся черными пятнами. За эту выходку он получил серьезный нагоняй. Но не это стало причиной его ухода из «Мариинки». Однажды прямо на выступлении папа потерял сознание. Вердикт врача был категоричен: «У вас слабое сердце, о балете придется забыть».
Такого удара судьбы папа не ожидал. Он стал раздражителен и груб. Перепадало и маме. А тут еще и Любовь Ипполитовна подзуживала дочку: «Я тебя предупреждала! Разве это профессия для мужчины? И что вы будете делать?»
Отцу не оставалось ничего иного, как искать другую работу. Он выступал на эстраде, потом был мюзик-холл, где служила моя мама и начинали свою творческую деятельность Миронова и Менакер. Но и там папа пробыл недолго. Вскоре получил телеграмму: «Предлагаю работать принятом мною Театре комедии тчк Акимов». Оказывается, Николай Павлович запомнил отца еще по танцу «Веселый Джим». Папа тут же послал ответ: «Соглашаюсь безоговорочно».
Театр комедии тогда называли «театром при гастрономе», поскольку он находился в том же здании, что и Елисеевский магазин. Его главного режиссера не смутило даже то, что у отца не было школы драматического искусства. Но вот актеры отнеслись к Филиппову настороженно. Папе надолго запомнилась фраза, сказанная кем-то ему вслед: «Неужели этот тип с лицом убийцы — актер?!» Единственной, кто сразу же проявил симпатию к новичку, была Елена Маврикиевна Грановская, в сороковые годы публика валом валила на спектакли с ее участием — «Стакан воды», «Вишневый сад», «Враги». У гениальной актрисы было одно страстное увлечение: Грановская обожала маленьких поросят. И как собачку временами держала поросенка дома. Когда вырастал, Грановская передавала его, как она считала, в хорошие руки. Но беднягу эти «хорошие руки» отправляли на сковородку.
Зато на молодого актера сразу же обратили внимание кинематографисты. Экранный дебют состоялся в 1937-м. Это была эпизодическая роль без слов в фильме «Падение Кимас-озера». По сюжету папа должен был, отстреливаясь от красноармейца, пробежаться над речкой по бревну, но соскальзывал и падал в ледяную воду. После каждого дубля помощники режиссера растирали его спиртом, а на четвертом — сжалились и дали принять внутрь. И это отцу весьма понравилось. Как, впрочем, понравилось и сниматься. Хотя когда он впервые увидел себя на экране, возникло желание бросить актерскую профессию: «Неужели это я? Да такое безобразие не то что в кино, даже в трамвай нельзя пускать!»
Филиппов мог справиться с любой серьезной ролью, но режиссеры вовсю эксплуатировали его комедийный дар, предлагая роли разных гаденьких типов. Однажды папа даже просил директора «Ленфильма» дать ему возможность сыграть положительного героя. Тот в ответ расхохотался: «А ты в зеркало-то на себя смотрел?»
И все продолжилось. Когда сыграл немца в «Беспокойном хозяйстве», люди на улице стали отпускать в папин адрес проклятия, принимая актера за его героя. Он спасался бегством, а ему вслед кричали: «Ах ты, гнида фашистская!» И лишь дома, закрыв за собой дверь, папа облегченно вздыхал: «Любит меня народ, узнает».
Но он никогда не пользовался своей популярностью в корыстных целях. В очереди за водкой не раз уговаривали:
— Сергей Николаевич, ну что же вы стоите?! Проходите, мы вас пропустим.
Но папа неизменно отвечал отказом:
— Не за хлебом же стоим!
Отец говорил, что в России самый быстрый и надежный путь к популярности — через собутыльников. И пользовался этим. Застолье занимало в его жизни важное место. Сергей Николаевич любил заказать шикарный ужин в ресторане, приглашая к своему столу знакомых или чем-то приглянувшихся ему людей. Однажды внимание папы обратил на себя какой-то важный, огромного роста человек в форме, проходивший мимо.
— Подруливай, старик!
— Я не старик, Сергей Николаевич, а адмирал Засосов.
— Это меняет дело. Подгребайте, адмирал. Давайте засосем с вами по рюмочке.
Отец обладал превосходным чувством юмора. Он был автором крылатых фраз, которые уходили в народ. Так, открывая очередную бутылку, любил приговаривать: «Недолго мучилась старушка в бандитских опытных руках» или «Семь раз налей, один раз заешь». Кстати сказать, знаменитая фраза «Две звездочки, три звездочки, четыре звездочки, а лучше всего, конечно, пять звездочек» в фильме «Карнавальная ночь» — это папина импровизация.
Но когда популярность стала приобретать катастрофические размеры, его это стало раздражать. Ну кому понравится, если за тобой ходит табун поклонников и все норовят подергать за рубашку и даже за нос, назойливо лезут с глупыми вопросами. Не отвечать же всем, кто предлагал выпить на брудершафт, словами героя из «Карнавальной ночи»: «Не могу, голубчик, у меня лекция!»
В ресторане, когда начинали пялиться, отец прикрывал лицо тарелкой. А если кто-то бесцеремонно подходил к его столику, мог в бешенстве сорвать со стола скатерть вместе с посудой. Некая дама однажды попросила Филиппова оставить автограф на ее груди. Он бросился от нее бежать сломя голову, по пути дав в зубы поддатому старичку, который полез обниматься.
Папа не терпел панибратства. «О господи, — отчаянно кричал он, — что я вам — животное?! Вы можете пройти мимо и дать мне жить, как я хочу?» Иногда он устраивал розыгрыши, в которых был момент мстительности. Однажды зимой отец шел с Павлом Кадочниковым по Невскому. И вдруг бросился к сугробу и стал быстро разгребать мокрый снег. Кадочников удивленно спросил:
— В чем дело, Сережа?
Тот ответил нарочито громко:
— Да вот подарили перстень с бриллиантом, а он случайно упал в снег. Надо же, какая досада!
Кадочников понял, что это шутка, и подмигнул другу. Через минуту перстень искала уже целая толпа. И тут папа махнул рукой:
— Да ладно, мне другой подарят.
Они с Кадочниковым ушли, а люди все продолжали копаться в снегу.
Отец вообще любил розыгрыши. Мама рассказывала, как они вместе отправились в комиссионный магазин.
— Вы принимаете подержанный товар? — спросил папа.
— Наследство от бабушки? Что-то ценное? — оживился продавец.
— Весьма, — сказал папа и показал на портфель.
— Как вы можете в наше время с такими вещами ходить по улицам?!
Отец достал сверток и стал его долго разворачивать. Осторожно выложил на прилавок два бублика и посмотрел на продавца.
— Но позвольте, а где наследство от бабушки?
— Как где? Вот. Это ведь комиссионный? Подержанный товар принимаете? Антиквариат? — и он стал неистово колотить бубликами по прилавку, доказывая их «старинное» происхождение. Эта сценка могла войти в какую-нибудь комедию. Отец был великим импровизатором и что-то постоянно придумывал.
После выхода фильма «Девушка без адреса» ему житья совсем не стало. Люди кричали вслед: «Масик хочет водочки!» Он стал бояться творческих встреч со зрителями и всячески их избегать. Как сказал папин персонаж Алмазов, у него «расшатали центральную нервную систему». Филиппов мог послать матом совершенно незнакомого человека, который всего лишь попросил автограф. Если его упрекали в грубости, отвечал: «Грубо, зато справедливо!»
Но все это было потом. А в самом начале творческого пути отец буквально упивался славой. Особенно приятен ему был успех у женщин. Жизнь была бурной, он часто не приходил ночевать, и конечно, в семье росло напряжение. А тут подоспел я и постепенно стал вытеснять из сердца мамы дотоле безраздельно царствовавшего там любимого Сережу. В доме перестали восхищаться его талантом, вместо этого восхищались талантами маленького Юры.
— Ну что у нас на ужин? Никак манная каша? — спрашивал папа, усаживаясь за стол.
— Каша Юрочке, а тебе тушеные овощи.
Папа мрачно ковырял вилкой в тарелке:
— Что это?
— Гемюзе! — с торжеством объявляла теща.
— Работаешь как вол, а дома какой-то заячьей едой кормят.
— Сереженька, вы хам! — Любовь Ипполитовна хлопала дверью своей комнаты, а вслед ей летела тарелка с гемюзе.
— Ах, вот как! — восклицал папа, надевая пальто. — Меня здесь не любят. Преснятиной какой-то кормят. Пойду в кабак!
Отцу нужны были сияние юпитеров, обожание зрителей, восхищенные взгляды поклонниц. Мама же хотела, чтобы у нее была настоящая семья, уютный дом, верный муж и примерный сын.
Мне наняли няньку. Простую деревенскую девушку, которая и слыхом не слыхала про великого комика Филиппова. Папа стал проявлять к ней интерес, не подозревая, что за ними через замочную скважину следит Любовь Ипполитовна. «Ты — моя богиня! — стал он охмурять няньку. — Ты — моя грация...» Тут скрипнула дверь и на пороге появилась теща Любовь Ипполитовна. «Мы репетируем... «Собаку на сене», — быстро нашелся папа. Эта сцена потом вошла в фильм Рязанова «Девушка без адреса». А бабушка, надо отдать ей должное, скрывала от мамы «шалости» зятя вплоть до их развода...
Помнить себя я стал с того момента, как мне подарили акварельные краски. Вначале я разрисовал себя, а потом и папино бежевое пальто. Так уже с ранних лет во мне проявилось дарование художника. А еще я очень любил наблюдать, как папа бреется. И все время просил побрить и меня. Ему это надоело, и он выбрил половину моей головы. Когда я увидел себя в зеркале, разрыдался. Но бритва все равно притягивала меня как магнит. Однажды я спрятался в прихожей, намылил подол бабушкиной шубы и старательно ее побрил.
Меня часто оставляли дома одного. Когда родители собирались куда-нибудь пойти, бабушка тут же придумывала себе срочное дело, лишь бы в няньках не сидеть. Папа нашел выход из положения: он вбивал маленькие гвоздики в пол, выдавал мне молоток и поручал забить их по самую шляпку. И вплоть до родительского возвращения я с удовольствием колотил по гвоздям. А когда бабушка стала возмущаться, что по полу скоро ходить будет невозможно, папа велел мне вбивать гвозди в шкаф из красного дерева.
Семейная идиллия заканчивалась, как только папу приглашали сниматься. Он получал деньги, и вихрь свободы уносил его прочь. После очередного недельного загула мама собрала отцовский чемодан и показала ему на дверь, для пущей убедительности взяв в руку полено. Папа оскорбился: «Вы еще на коленях ко мне приползете! Ко мне, обожаемому всей страной!» И он ждал этого всю жизнь, но ждал напрасно. Много раз папа пытался вернуться в семью, просил прощения, клялся в вечной любви. Но, как говорила мама, «полено всегда было наготове, а ему не хватало чуть-чуть напора, чуть-чуть терпения...»
Вскоре началась война. Театр комедии эвакуировали. И хотя родители уже были в разводе, папа добился того, чтобы нас вместе с бабушкой вывезли из блокадного Ленинграда на Большую землю.
Первое время мы жили в Сочи в теплушках, а потом нас перевезли в Таджикистан. Помню, в Сталинабаде снимали фильм «Принц и нищий», где я играл оборванца в толпе. На время эвакуации семья соединилась вновь. Папа продолжал сниматься и по-прежнему вел богемный образ жизни. Возвращался домой очень поздно и со словами «Сегодня денег не давали!» падал замертво в прихожей.
Мама ночами шила тряпичных кукол, а бабушка рисовала им лица. Даром, что ли, у самого Рериха училась! Потом она их продавала на базаре.
Осенью 1945 года театр вернулся в освобожденный Ленинград. На улицу Широкую, где жили мы, мама отца не пустила. Он поселился в гостинице «Астория», а потом Акимов выхлопотал любимому артисту комнату. Но жить там отцу не пришлось...
Однажды он по обыкновению обедал в гостиничном ресторане. Кто-то что-то сказал, папа грубо ответил, завязалась драка, и отцу воткнули в руку вилку. Рядом за столиком сидела мадам Голубева. Она не только вступилась за актера, разогнав дебоширов, но и перевязала ему рану, после чего отвела обалдевшего от такого внимания и ласки Филиппова к себе домой. А утром намекнула: «Вы та-а-а-кое вчера, Сережа, кричали. Не дай бог, кто-то в органы стукнет!» Папа струхнул и остался жить у своей новой знакомой.
Барабулька, как называл ее отец, была старше его на тринадцать лет. На вопрос «Сергей Николаевич, а что такое барабулька?» он отвечал: «Маленькая паршивенькая рыбка с выпученными глазками». Мне до сих пор обидно, что у него была такая старая и некрасивая жена! Я уверен, что папа особо ее и не любил. А она его обожала, с любовью называла Долгоносиком. Голубева ездила за ним повсюду — на съемки, гастроли, не давала ему свободно вздохнуть.
Когда он приходил домой сильно подшофе, кричал на нее: «Старая ведьма, ты мне надоела! У меня есть красивая жена и талантливый сын!» А утром Антонина Георгиевна снова нашептывала: «Сережа, ты опять вчера такое нес, тебя в тюрьму посадят!» Она его держала на коротком поводке. Голубева была членом коммунистической партии и членом Союза писателей, вследствие чего испытывала трепетную любовь к партийным деятелям вообще, а к Сергею Кирову в особенности. Она даже книжку о его детстве написала — «Мальчик из Уржума». Но ее текст был настолько плох и по-детски коряв, что когда она сдала рукопись редактору Маршаку, тот ее полностью переписал. Когда у отца спрашивали:
писательница Антонина Голубева
— Почему ваша жена больше не пишет? — он мрачно отвечал:
— Чернила кончились.
Папа поселился у Голубевой в конце сороковых. На набережной канала Грибоедова, в доме номер девять, где жили писатели Михаил Зощенко, Евгений Шварц, Вениамин Каверин, Михаил Козаков. Иногда я приходил туда. Голубева, вовсю командовавшая отцом, пыталась муштровать и меня. Но я не признавал такого права за его сожительницей.
— Мальчик, а ты читаешь что-нибудь? — Она никогда не обращалась ко мне по имени, только «мальчик». — Ты любишь стихи?
— Люблю...
— Ну, почитай.
И я начинал из Архангельского: «Не женщина — малина, / Шедевр на полотне — / Маруся Магдалина, / Раздетая вполне».
— Какая пошлость! Тебе, мальчик, надо читать пионерские книжки.
— Например «Мальчик из Уржума», — язвил отец.
— Это очень полезная книга, на ней выросло не одно поколение пионеров, — сухо отвечала великая писательница.
Папа и Голубева не были официально женаты, хотя прожили вместе сорок лет. В 1948-м мама подала на развод официально. Но папа так и не получил свое свидетельство о расторжении брака. Наверно, пожалел двадцать копеек на пошлину.
С появлением в папиной жизни Голубевой у нас с мамой наступил тяжелый период. Однажды меня вызвали к директору школы. Незнакомые дяденьки и тетеньки задавали странные вопросы: хорошо ли я питаюсь, не бьют ли меня дома? На следующий день маму затребовали в РОНО. Оказывается, туда поступил сигнал, что она плохо обращается с сыном, а тот ведет аморальный образ жизни. Одна женщина из комиссии шепнула, что сведения эти сообщила коммунистка Голубева. Мама перевела меня в другую школу. А там опять придирки учителей и плохие оценки. Она ходила и к директору, и в РОНО, пытаясь понять, что происходит. Ей всюду говорили, что приходили от Сергея Николаевича и просили быть строже к его сыну: «Он отъявленный хулиган!» Да, Голубева всерьез взялась за мое «воспитание». Спасаясь от нее, я сменил пять школ.
А еще у нас было отчаянное положение с деньгами. После войны мама окончила иняз, преподавала технику речи. Вдобавок работала корреспондентом, пишущим на английском. Благодаря маме у меня отличное знание языка, которое впоследствии очень пригодилось в Америке. Но маминой зарплаты нам на жизнь все равно не хватало. А от отца никакой помощи не было. Он даже написал заявление в суд с просьбой освободить его от алиментов, так как мать ребенка, вместо того чтобы покупать для мальчика фрукты, на его, Филиппова, деньги делает ремонт. Судья ответила, что тогда она на него, великого артиста, попросту заведет уголовное дело. Позже отец с горечью признался, что пойти на это его заставила Антонина Георгиевна.
Думаю, именно из-за вечных ссор в новой семье отец сильно запил. Вместе с этим начались проблемы в театре и кино: на студии он говорил, что занят в спектаклях, в театре — что у него съемки. Правда, деньги на спиртное всегда находились. Так, однажды со своим другом поэтом Михаилом Дудиным отец отнес в букинистический магазин пятьдесят томов Большой советской энциклопедии, вслед за чем последовал трехдневный кутеж. Когда Барабулька спросила, куда делись книги, он ответил, что... дал их почитать Дудину. Тут-то и выяснилось, что в одном из томов запасливая писательница хранила приличную денежную сумму.
При этом Сергей Николаевич далеко не с восторгом относился к загулам коллег. Увидев на «Ленфильме» молодого актера, который буквально лыка не вязал, папа вздохнул и сказал ему по-отечески: «Не по таланту пьешь!»
Случалось, он выходил из дома наглаженный, ухоженный и в галстуке. А к вечеру, бормоча «Как низко я пал», возвращался уже без галстука, без рубашки и даже без носков! Барабулька его ревновала всю жизнь. Хотя что ревновать? Она едва не в матери ему годилась, а он, как непутевый ребенок, старался от нее улизнуть. Голубева всегда подкарауливала у служебного входа. А отец выходил из театра за пятнадцать минут до окончания репетиции и шел в знаменитую рюмочную на Моховой, куда заглядывали многие артисты.
режиссер Николай Акимов
В чьих-то воспоминаниях описывается такая сцена, которая регулярно повторялась. Папа входил в квартиру и громко требовал: «Барабулька, рюмку водки!» Если она не торопилась, он, держа в руках пустую рюмку, начинал считать: «Р-раз, два», на счет «три» рюмка летела в окно. За ней могли последовать и кофейные чашки.
Несмотря на любовь к выпивке, у отца была потрясающая память, коллеги-артисты рассказывали, как завидовали его способности запоминать огромные тексты. Он мог явиться на спектакль в стельку пьяным, но выходил на сцену и моментально преображался. Акимов к разгильдяйству Филиппова относился снисходительно: «Для меня талантливый пьяница дороже десятка бездарных трезвенников». Но после одного случая и его ангельское терпение лопнуло. Во время спектакля папа стоял за кулисами. Он был подшофе. На сцене герою налили стакан водки, тот стал ее пить маленькими глотками. Вдруг папа прокомментировал, да так, что было слышно в зале: «Кто так пьет? Бездарь! Полный стакан залпом надо выпивать! Сейчас выйду и покажу, как надо пить!» Зрители были в восторге. Но Акимов, который тоже сидел в зале, на следующий день вызвал его к себе в кабинет. Режиссер взял список артистов труппы и красным карандашом вычеркнул фамилию Филиппова.
— Все, Николай Павлович?
— Все, Сергей Николаевич.
У отца осталось только кино. Но зато в нем он был богом! Филиппов единственный из советских артистов получал деньги прежде, чем начинались съемки. «Сумма прописью!» — любимая папина фраза. И все потому, что он «делал кассу», как и его Алмазов из «Укротительницы тигров». Фраза отца «Люби свой гонорар, как самого себя!» стала крылатой среди актеров. А еще у него были бесконечные концерты по стране. Филиппову достаточно было выйти на сцену и произнести: «Две звездочки, три звездочки, четыре звездочки, а лучше... пять...», как зал начинал аплодировать стоя.
Отец настаивал на том, чтобы я тоже стал актером, говорил, что у меня есть данные. Мое детство прошло за кулисами театра, я видел на сцене много талантливых артистов, но отказывался категорически, не заразился этим ремеслом. А все потому, что страшный лентяй и работаю, только когда захочу. Актер же — человек подневольный.
В результате мою судьбу решила мама: «Сынок, раз ты ничего не любишь делать — иди в художники!» Естественно, папу мое решение стать человеком свободной профессии страшно разгневало, он долго не мог этого простить и часто повторял: «Без меня ты все равно ничего не достигнешь!» А я так хотел доказать, что смогу многого добиться и без его помощи! А еще отец возмущался по поводу моей хипповой прически, джинсов в обтяжку, в которые я вшивал металлические молнии от башмаков. Мы переживали обычный конфликт поколений.
Словом, я поступил в «Муху». И тут же выяснилось, что стипендия на студента Филиппова не выписана. В деканате объяснили, что приходили от Сергея Филиппова и сказали, что сын артиста в стипендии не нуждается, так как отец его всем обеспечивает. А я-то думал, что Голубевой надоело меня преследовать! Стипендию вернули, но осадочек остался....
А на втором курсе было еще «забавнее».
— Представительница Сергея Николаевича сообщила нам, что вы сидите в тюрьме, — сказали мне в деканате.
— Как в тюрьме? Я же каждый день хожу на занятия!
— Ну и ловкий вы, Филиппов! Как всюду поспевать ухитряетесь?
С отцом мы встречались все реже. Но когда после окончания института у меня начались неприятности еще и в Худфонде, я не выдержал и спросил у мамы:
— Мамочка, ты меня вырастила, выучила, отец участия в моем воспитании практически не принимал. Скажи, почему я тогда ношу его фамилию?
— Что случилось, сынок?
— Ты разве не знаешь, что эта коммунистка уже и до Художественного фонда добралась? Отец слабый человек, а она действует от его имени. Так что я хочу взять твою фамилию и твое отчество.
И я ей рассказал, как в Худфонде меня остановила некая дама со следами былой красоты на лице.
— Папа хочет с вами встретиться.
— Простите, ваш папа?
— Да нет, ваш папа! Сергей Николаевич себя неважно чувствует, и через меня вам просили передать...
— Мадам, — я стал закипать. — Какая такая папа?! Передайте этой папе, что я навещу ее столько раз, сколько эта папа приходила ко мне в больницу!
Прошло еще какое-то время. Я опять столкнулся с той же мадам в коридоре.
— Юра, навестите папу, он вас ждет.
— Вы меня, наверное, с кем-то путаете.
— Вы Юрий Сергеевич Филиппов, сын Сергея Филиппова?
— Ошибаетесь, — сказал я и торжественно вынул новенький советский паспорт. — Видите? Юрий Иванович Горинович!
Она с ужасом посмотрела на меня:
— Как же вы могли?
То, что я поменял фамилию, стало для отца страшным ударом. Но я не мог простить ему, что он не оградил меня от ядовитых укусов своей сожительницы. Ну не помогаешь — так не мешай нам с мамой жить!
Я всегда был свободным человеком. Однажды меня стали насильно тащить в ряды членов КПСС. Вызвали к большому партийному начальнику, но я ему честно признался:
— Мне нельзя в партию, люблю застолья, женщин, что ни неделя — новая дама, ничего не могу с собой поделать.
Тот посмотрел мрачно и сказал:
— Будем бороться вместе, товарищ! Мы вам поможем!
Мой ответ был слишком смелым для того времени:
— Спасибо, я сам справляюсь.
Пару раз удалось отшутиться. Но вскоре заметил, что меня стали затирать на работе. Я занимался оформлением музея Пушкина, поэтому был уверен, что и в Царскосельском лицее тоже буду работать. Но из-за того, что не был членом партии, заказ отдали другому. Я возмутился: «Но ведь Пушкин тоже никогда не был членом партии!» Это стало последней каплей, я решил уехать.
В ОВИРе потребовали письменное разрешение на выезд от отца. Мы с мамой пошли к нему за подписью. Но мадам Голубева нам даже дверь не открыла. Тогда мы решили караулить его у дома. Смотрим, идет к подъезду.
— Папа, мне нужна твоя подпись на документе, что ты не имеешь ко мне материальных претензий.
Отец посмотрел на меня очень внимательно.
— А кто ты такой? Не знаю!
— Как не знаешь? Я же твой сын.
— У меня нет сына, — холодно ответил он.
— А меня, Сереженька, тоже не узнаешь? — спросила мама.
Отец взглянул на нее, лицо его исказилось, казалось, он сейчас заплачет. Потом резко развернулся и побежал от нас прочь. Тогда я понял, что он все еще любит маму...
— Вот и дождался, что мы сами пришли к нему на поклон, — грустно сказала она.
Мама не вышла замуж после развода, а отец хоть и жил до конца дней с другой женщиной, так и не женился на ней. Мои родители даже умерли в один год, но в разных частях света: мама — в Америке, а папа — в Петербурге...
Та наша встреча с отцом на канале Грибоедова была последней. Больше мы не виделись. Никогда. Справку от него мне передали через третьи руки.
Много позже, когда отца уже не стало, все воспоминания о нем, о его жизни, я собирал по друзьям и знакомым. Написал письма всем артистам, которые знали Филиппова. Одной из первых мне ответила из Парижа Юлия Николаевна Предтеченская, мама Михаила Шемякина. В сороковых годах она работала вместе с отцом в Театре комедии. Юлия Николаевна рассказала две дивные истории. Однажды они вместе возвращались домой после спектакля. Пришлось долго идти пешком. Был изрядный мороз, а на Предтеченской — модная шапочка «менингитка», меховая жакетка, юбочка, чулки польские газуфки (так назывался капрон) и туфельки на каблуках. Вдруг она резко останавливается и говорит:
— Сережа, я больше не могу! Снимай быстрее штаны!
Отец оторопел:
— Юлия, ты не шутишь, неужели прямо терпеть не можешь?
— Не могу, снимай!
Отец подумал: «Почему бы и нет? Красивая женщина буквально дрожит от желания» — снял штаны, а она их быстро на себя натянула и бегом на Петроградскую...
Теперь вторая: отец одолжил у Юлии Николаевны три рубля и забыл об этом. А Мише Шемякину, которому тогда было лет тринадцать-четырнадцать, приглянулась в магазине книга. Он бегом к маме за деньгами, а та предлагает: «Пойди в театр к дяде Сереже Филиппову, он мне должен три рубля, скажи, что я за ними тебя прислала». Миша подошел к отцу за кулисами:
— Дядя Сережа, я сын Предтеченской. Мама велела долг отдать мне.
Папа посмотрел на него удивленно:
— Мальчик, вообще-то мы здесь играем! Подожди.
Протягивая после спектакля трешку, он сказал с досадой: «Какой настойчивый сынок у Юлии Николаевны!»
Предложение Гайдая сыграть в «12 стульях» Кису Воробьянинова так обрадовало отца, что он даже перестал пить. Но на съемках его постоянно мучили страшные головные боли, а перед озвучанием ему сделали сложнейшую операцию. Удивительный хирург Феликс Александрович Гурчин удалил отцу доброкачественную опухоль и часть черепной кости. У него на темечке была заметна дышащая пленка, врачи строго-настрого предупредили: не дай бог, что-нибудь на голову упадет! И папа стал носить кепки с плотным верхом, шапочки, шляпы. Он часто в шутку предлагал друзьям: «Хочешь пощупать мои мозги?» Отец считал, что ему крупно повезло, ведь после операции он прожил еще двадцать лет.
Игорь Усов в роли купца Смурова в «Табачном капитане» видел только Филиппова и лично отправился к нему домой уговаривать. Об этой сцене мне рассказала Лидия Борисовна Духницкая, второй режиссер. Они пришли на канал Грибоедова, поднялись к квартире Филиппова и замерли в изумлении — у входной двери на полу сидела Антонина Георгиевна, умолявшая разбуянившегося мужа впустить ее в собственную квартиру. Оттуда доносился только страшный мат, и Игорь Владимирович решил вмешаться:
— Дядя Сережа, хватит валять дурака! Давайте лучше вместе работать!
Дверь приоткрылась, но Филиппов впустил в квартиру только Усова, а Барабулька так и осталась на лестничной площадке. Папа пожаловался режиссеру:
— Мне ничего нельзя — ни пить, ни курить, ни сниматься в кино! Только матом можно ругаться!
На что тот ответил:
— Вы обязательно будете у меня сниматься, и мы вас будем беречь.
На площадке у папы было три дублера, их снимали со спины. А для него специально сшили несколько плотных париков, чтобы уберечь голову от ударов. После операции у отца начались сложности с запоминанием текста. Но даже если он что-то забывал, то так отыгрывал эпизод мимикой или жестами, что никто ничего и заподозрить не мог. Филиппов прекрасно справился с ролью, даже пел и танцевал в кадре.
Друзья рассказывали, что когда он болел, Голубева укладывала его в кружевную постель в ночной сорочке с воланами и жабо. Представляю себе эту картину: мне кажется, папа был похож на Волка из «Красной Шапочки». Антонина Георгиевна тряслась над ним, покупала ему цветы, приговаривая: «Сереженька так любит розы!» Что характерно, Барабулька никогда не вспоминала о своей родной дочери от первого брака и все свое нерастраченное материнство отдавала любимому Долгоносику.
На Новый год она вешала на старинный абажур по новогоднему шарику, каждый раз прибавляя еще один. Таким образом отмечался каждый прожитый Сереженькой после операции год.
Антонина Георгиевна умерла в конце восьмидесятых, и папа остался один. Я постоянно звонил ему, предлагал помощь, но он отказывался. Отец все еще снимался, принимал участие в творческих вечерах, получал неплохую, как он меня уверял, пенсию. Но один знакомый рассказывал, как однажды встретил Филиппова на рынке, тот покупал картошку. Отец пожаловался, что родственники Голубевой забыли о его существовании. Навещал отца только друг Костя, который еще в балетном училище с ним занимался. Теперь он помогал ему, иногда ходил в магазин за продуктами, готовил. Актриса «Ленфильма» Любовь Тищенко носила ему передачи в больницу, стирала рубашки. Папа жаловался Любе, что ему всюду мерещатся гэбэшники, что за ним следят. Может, и вправду следили. Ведь и сам он наш с мамой отъезд расценил как предательство Родины. И выходит, был отцом предателя..
Тищенко он показывал мои письма: «Вот видишь, Люба, сын пишет. Любит все-таки, скучает». А письма эти были не распечатаны — он их не читал, но бережно хранил...
Я жил в Америке, где попал в абсолютно другой мир. Поначалу меня в нем все раздражало. К тому же просился в тихий штат, а мне предложили Алабаму, где орудовал ку-клукс-клан. Нас с мамой поселили в самом эпицентре расовых разборок. Мне это все надоело, и я купил билет до Нью-Йорка.
Как художник-дизайнер я работал для многих известных фирм: Ralph Lauren, Estee Lauder, оформлял некоторые бродвейские театры, интерьеры в домах миллионеров. Сегодня у меня много наград и грамот: «Первые пятьсот в мире», «2000 замечательных людей двадцатого столетия», мое имя занесено в «Холл славы»...
Но меня никогда не покидала мысль, что при всем успехе я в жизни что-то упустил. Прошлые размолвки с отцом на большом расстоянии казались такими незначительными! Только он мог так сильно любить и ревновать нас с мамой к чужой жизни, к чужой стране. Воспоминания навалились снежным комом. Почему-то все чаще в памяти оживали эпизоды из детства. Например, как однажды отец взял меня на охоту. У него было редкое ружье с четырьмя стволами. Мы долго гуляли по лесу, но вернулись без всякой добычи. Чтобы разыграть маму, купили в булочной хлебного зайца. Пока не раскрыли наш секрет, она страшно переживала, что мы убили живое существо!
После смерти отца я вернулся в Петербург. Случайно встретился с Лидией Борисовной Духницкой.
— Как он любил вас, Юра! Он гордился вами.
— Странная любовь какая-то...
— Когда мы встречались с ним без Барабули, он всегда говорил о вас. Очень сокрушался, что вы уехали. Вы хоть звонили ему?
— Конечно, мы разговаривали, но на мои письма отец не отвечал.
Кажется, она посмотрела на меня с удивлением. Но не рассказывать же ей о всех подробностях наших семейных отношений, о том, каким долгим было возвращение друг к другу...
Когда еще была жива Голубева, я звонил отцу из Америки, но к телефону каждый раз подходила великая писательница, и я вешал трубку, зная, что поговорить нам она все равно не даст. Тогда я стал искать другой способ установить с ним контакт.
В Ленинграде жила моя старая знакомая. Ее звали Таня. Мы переписывались, она была в курсе всех моих дел. И у нас возник план. В ДК имени Горького шел творческий вечер Сергея Филиппова. В перерыве к отцу никого не подпускали, но Таня мужественно пробилась сквозь кордон.
— Что вам угодно?
— Я от вашего сына. Он просит узнать...
— Мне некогда. Пора на сцену. Кто вы такая?
— Знакомая вашего сына Юры. Он просто просил узнать, живы ли вы?
— Ну жив, жив. Так ему и передайте. Какая-то сумасшедшая!
Папа, так же как и я, не подозревал тогда, что эта «сумасшедшая» войдет в мою жизнь. Вскоре Таня приехала ко мне в Америку, мы
"Он был странным человеком, со своеобразной манерой общения. Думаю, такие неординарные личности рождаются раз в сто лет. Будучи уже немощным стариком, Сергей Филиппов все чаще вспоминал свое балетное прошлое и очень жалел, что не стал звездой балета, а пошел в кино. Балет он бросил не по своей воле - врачи обнаружили у него опухоль мозга, провели серию операций и запретили танцевать" - рассказала старейшая сотрудница "Ленфильма" Любовь Тищенко в интервью МК.
C первой женой Сергей Николаевич расстался после того, как она эмигрировала в Америку.
"Он до мозга костей был коммунистом, поэтому такой поступок жены расценил как предательство. Это заметно отразилось на его психике. В то время у него буквально "поехала" крыша. Ему казалось, что за ним следят органы КГБ, постоянно мерещились какие-то люди. Позже он говорил: "Конечно, я был дураком. У меня были совсем иные взгляды на жизнь, меня так воспитали. Спустя годы он осознал, что поступил неправильно. Однажды Филиппов мне признался, что никогда не бросил бы жену, если бы она не уехала в Штаты" - вспоминает она.
С сыном Сергей Филлипов не общался, жена увезла мальчика с собой.
"Помню, Сергей Николаевич достал из-под кровати целую пачку нераспечатанных писем от сына. "Хочешь, читай, а мне неинтересно", - сказал он мне. Но самое интересное, что ни одного письма он не выбросил. Видимо, чего-то выжидал. Надеялся, что сын вернется. Сын приехал только пять лет назад, когда Сергея Филиппова уже давно не было в живых".
Второй женой актера стала некая Антонина Голубева, которая была старше Филиппова на двадцать лет. В актерской среде эта женщина на тот момент вызвала бурю негативных эмоций.
"Я не знаю, чем вызвано такое отношение к этой трогательной и любящей женщине. Филиппов называл ее Барабулькой и сильно привязался к ней. Голубева была писательницей, правда, написала всего одну книжку. Это была странная, абсолютно неприспособленная к жизни семья. Cо своей дочерью и внучкой Барабулька совсем не общалась. Однажды она предложила Филиппову встретиться с ними, но он наотрез отказался. Зато они объявились после смерти актера. Буквально за два дня вывезли из квартиры Филиппова всю мебель и дорогой сервиз, остальные вещи сдали в комиссионку" - поведала Тищенко.
"Филиппов был очень расточительным человеком, поэтому ничего не скопил себе на старость. А по молодости он даже не знал ценность тем или иным вещам. В советское время он мог достать любой дефицит и постоянно баловал своих знакомых, - говорит Любовь Тищенко. - У Филиппова в доме была очень богатая библиотека. Когда я в очередной раз пришла к нему домой, то не обнаружила ни одной книги. Оказывается, когда у Филиппова были проблемы с деньгами, Голубева продала всю библиотеку за какие-то смешные деньги. Самое ужасное, что в одном из томов Сергей Николаевич хранил приличную заначку".
"Как это ни банально звучит, Филиппова сгубила слава! В период его бешеной популярности с ним все хотели выпить. Когда организм у Филиппова был молодой и крепкий, он никому не отказывал. А потом актер уже без этого не мог. Каждый день ему обязательно надо было принять коньячку или водочки. В последнее время Филиппов совсем бросил пить. Во-первых, ему не на что было покупать спиртное, а в долг он никогда ни у кого не просил. Во-вторых, он был уже тяжело больной человек" - вспоминает сотрудница "Ленфильма".
Любовь Григорьевна Тищенко ухаживала за Филипповым в последние годы его жизни.
"Он мне всегда нравился как человек. Этот нелюдимый грубый актер на самом деле был трогательным и ранимым человеком. Хотя посторонним людям он казался жестоким. Ведь он мог запросто обидеть совершенно незнакомого человека - нахамить и даже послать матом. Но это был не настоящий Филиппов, таким образом он защищался. Он крайне негативно относился к собственной популярности. Он искренне ненавидел своих поклонников. После выхода фильма "Двенадцать стульев" он не мог спокойно пройти по улице - людям хотелось его потрогать, поговорить с ним. Филиппова это страшно раздражало. Зачастую дело доходило до драк" - говорит она.
Тищенко рассказала о том, что Филиппов был одиноким человеком. Он сам выбрал такой образ жизни - он никого не впускал в свой дом, отключил телефон. Коллеги по "Ленфильму", зная его суровый нрав, попросту вычеркнули его из своей жизни.По ее словам, он даже врачей не вызывал на дом вероятно, ему было очень стыдно за свой внешний вид, за беспорядок, творившийся в квартире. Любовь Николаевна приходила раз в неделю, и занималась уборкой. С годами Филиппов становился озлобленным.
Питерские актеры всегда были обделены, но Филиппов на фоне других буквально бедствовал.
"Квартплату не платил месяцами. Вы не поверите, но он буквально голодал. Я помогала чем могла - покупала крупу, лимончик, кусочек сыра. А в последнее время он вообще стал отказываться от еды", - вспоминает сотрудница "Ленфильма". - Он никогда ни у кого ничего не просил. Под конец жизни у Сергея Николаевича даже не осталось вещей. То ли продал все, то ли износились. За месяц до смерти мы положили его в больницу. Так у него не было тапочек, в которых он мог бы выйти из дома. Нам пришлось бегать по всему городу в поисках обуви 47-го размера. Вот так и госпитализировали его - в одних тапочках и какой-то рваной рубахе".
По ее словам, Филиппов за месяц до смерти был уже другим человеком. Он страдал от головных болей, у него ломило все тело, с психикой у него тоже было не все в порядке. Когда Тищенко приходила к нему домой, он встречал ее в чем мать родила.
Сергея Филиппова не стало 19 апреля 1990 года. Его похоронили рядом с Голубевой. За несколько дней до смерти актер рассказал Любови Тищенко о своей мечте.
"Знаешь, я ведь всю жизнь хотел сыграть положительную трагическую роль, а мне доставались одни мерзкие типы, - вздыхал Филиппов. - Я даже плакал, когда узнал, что главная роль в фильме "Когда деревья были большие" досталась Юрию Никулину".
Сегодня Сергею Николаевичу Филиппову исполнилось бы СТО лет !
Его по праву считают легендарным и ярчайшим комическим актером советского театра и кино.
И хотя он почти не играл главных ролей, самые знаменитые артисты страны считали за честь встретиться с ним на сценической или съемочной площадке. Его узнавали сразу. Выступая в основном в небольших отрицательных ролях, Филиппов создавал образы, запоминающиеся на десятилетия. Это Казимир Алмазов в "Укротительнице тигров", лектор в "Карнавальной ночи", Киса Воробьянинов в "Двенадцати стульях", шведский посол в "Иван Васильевич меняет профессию".
В середине XX века к традиционным вопросам "Кто виноват?" и "Что делать?" добавился еще один: "Есть ли жизнь на Марсе?"
Эта фраза стала крылатой с подачи знаменитого комика Сергея Филиппова, сыгравшего лектора в нашумевшей ленте "Карнавальная ночь".
Для актера эта эпизодическая роль стала главной в огромном послужном списке, а слава короля киноэпизода преследовала Филиппова всю жизнь. Ему было достаточно лишь появиться на экране, чтобы вся страна была в восторге от его уникальной, абсолютно антигламурной физиономии.
Но как это часто и бывает у комических актеров, жизнь Филиппова за кадром была драматичной. Сын великого артиста не любит появляться перед камерой, но для этого фильма он сделал исключение. За давностью лет стопроцентно установить некоторые факты уже невозможно, и драматичная судьба артиста в разных версиях излагается неоднозначно, ведь у каждого из многочисленного окружения Сергея Филиппова своя правда об актере.
Из дневника Сергея Филиппова. "Так как мне пришлось в большинстве играть отрицательных персонажей, то особых поисков я и не испытывал. Детство мое протекало в те бурные годы, когда противного было больше, чем хорошего. А актер - он, ведь, как губка, все впитывает в себя".
Сергей Филиппов родился в Саратове в 1912 году. Его отец Николай Георгиевич был слесарем, мама Евдокия Терентьевна - портнихой и кружевницей. Семья жила в первом этаже деревянного дома, жили небогато и родители хотели, чтобы Сережа овладел ремеслом и вырос тружеником. Мальчик подрабатывал то пекарем, то плотником, то грузчиком, пока не увлекся хореографией.
В 1929 году подошло время выбирать свой путь в жизни. 17-летний Сергей, не колеблясь, отправился в Ленинград и поступил в балетное училище. Но знаменитая Ваганова исключила Филиппова из списка студентов, потому что юный танцовщик постоянно с ней спорил. Так уже в юности проявился его характер. Однако, занятия балетом дали артисту точность движений, которыми он удивлял нас в кино.
Сергей поступил в эстрадно-цирковой техникум на Моховой улице. Ему сразу приглянулась красавица-сокурсница Алевтина Горинович, в 1932 году она стала его женой. В 1933 году Филиппов закончил эстрадно-цирковой техникум и поступил на работу в труппу знаменитого Кировского, ныне Мариинского театра. Он дебютировал в спектакле "Красный мак", но уже на четвертом спектакле артисту стало плохо. Врачи нашли у Сергея порок сердца и запретили танцевать. Филиппову пришлось снова искать себя, и он изрядно нервничал. Какое-то время артист выступал на эстраде с пародиями, а в 1934 году познакомился с художником и режиссером Николаем Акимовым. Тот мгновенно оценил внешность и талант Сергея, а возглавив в 1935 году ленинградский Театр комедии, сразу пригласил его в труппу. Филиппов тут же примчался в театр и был удивлен тем, как на его появление отреагировали некоторые артисты: "Что это за артист с лицом убийцы?" Завистников у Сергея Николаевича Филиппова было много, и для зависти были все основания. Сергей сразу стал звездой первой величины. Наконец, в семью молодого артиста пришла стабильность, на Филиппова ходили всем городом. Зрители гадали: в каком амплуа предстанет любимый артист на этот раз? Какими неожиданными эскападами их удивит?
Многочисленные поклонники внушали Филиппову, что самый быстрый путь к признанию народом лежит через собутыльников. Сергей всегда был не прочь выпить. Главный режиссер Театра комедии Николай Акимов многие годы был готов прощать ему все. Он говорил: "Мне один талантливый пьяница дороже сотни трезвых бездарей".
О своеобразном чувстве юмора великого комика до сих пор слагают легенды. Некоторые афоризмы Сергея Филиппова воспринимаются как русские народные поговорки, например, ему принадлежит известное выражение "пирожки с котятами".
В 1938 году Алевтина Горинович родила Сергею сына Юру. О карьере актрисы ей пришлось забыть. Алевтина утешала себя мыслью, что все свободное время Сергей будет проводить с ней и ребенком. Но Сергей вовсе не просиживал ночи напролет у колыбельки маленького Юры. Тогда Филиппов не мог и представить, какими непростыми будут в дальнейшем его отношения с сыном. Артиста опьянял успех, аплодисменты, его постоянно влекло в театр. В те времена он очень нравился женщинам, они были готовы на все, лишь бы получить заветный автограф кумира. Ну а молодые актрисы Театра комедии и вовсе были влюблены в Филиппова.
Звезда артиста Филиппова восходила все стремительнее, но дома этого, казалось, вовсе не ценили. Первая жена артиста Алевтина Горинович с трудом терпела успех Филиппова у многочисленных поклонниц, коим он с удовольствием пользовался. А она любила Сергея. К тому же долгожданный сын Юра родился у Филипповых только через 6 лет после свадьбы. Пристрастие артиста к алкоголю тоже не укрепляло семью. И хотя Сергей любил свою семью, успех был для него на первом месте. Он так и говорил жене: "Если вы будете мне мешать, я не посмотрю ни на тебя, ни на Юрика. Ради славы всем пожертвую, всех брошу".
В конце концов жена выставила Сергея Филиппова из дома - после почти 10 лет совместной жизни. Но извечное русское пристрастие к спиртному постоянно смещало приоритеты Филиппова. Как будто назло самому себе Сергей ушел из квартиры, где оставались его жена и двухлетний сын. Это случилось перед самым началом Великой Отечественной войны.
Первые месяцы блокады Филиппов провел в осажденном Ленинграде. Морозы стояли лютые, а голод был такой страшный, что актеры Театра комедии однажды съели кота. Филиппов успел почувствовать блокаду на себе. И когда он принял участие в одном из самых пронзительных фильмов о войне, который так и назывался "Блокада", играть артисту ничего не пришлось - он просто вспоминал.
Сергей Филиппов расстался с семьей незадолго до начала войны. Но когда Театр комедии собрался в эвакуацию, артист уговорил дирекцию театра вместе с труппой вывезти из Ленинграда его сына, бывшую жену и тещу. Перед трагедией войны все семейные передряги оказались не важны. В декабре 1941 года Театр комедии эвакуировали под Челябинск. После войны Филиппов мог вернуться к жене. Но артист не проявил должного напора.
А в 1946 году Филиппов встретил свою вторую жену, Антонину Голубеву, встретил случайно. После войны, вернувшись в Ленинград из эвакуации, некоторые артисты Театра комедии были расквартированы в гостинице "Астория". Помимо удобных номеров "Астория" славилась своим рестораном. А Филиппов - пристрастием к шумным застольям. Он накрывал стол всевозможными яствами и приглашал всех желающих разделить его трапезу. Однажды вечером разразилась пьяная драка, и Сергея Николаевича Филиппова случайно ранили в руку вилкой. В ресторане появился наряд милиции. Филиппова не задержали, но он оказался в центре скандала. Из неловкой ситуации артиста выручила известная детская писательница Антонина Голубева - она сидела за соседним столиком. Филиппов был очень удивлен, когда наутро очнулся в ее квартире.
Голубева и Филиппов составляли более чем странную пару. Она называла его "Долгоносиком", а он окрестил ее "Барабулькой". У Голубевой был непростой характер. Женщина оказалась ярой коммунисткой. Одна из версий гласит, что она запугивала Филиппова, обещая донести куда следует об антисоветских высказываниях, которые он произносил в пьяном бреду. О том, что Филиппов живет с женщиной старше себя на целых 13 лет, не сплетничал только ленивый. Долгоносик и Барабулька внешне совсем не подходили друг к другу. Она была очень маленькая, он - очень высокий. И видно было, что она много старше него.
Сын артиста Юрий утверждает, что Сергей Николаевич до конца дней любил первую жену и даже не стал выкупать свидетельство о разводе. Но внуки Голубевой предъявили и свидетельство о разводе, и свидетельство о втором браке.
На фоне запутанных перипетий своей бурной личной жизни Филиппов продолжал активно сниматься. Легендарный четвертый павильон киностудии Ленфильм, тут до революции был театр "Аквариум", тут в 1896 году состоялся первый в России киносеанс и именно тут после образования Ленфильма снимались все знаменитые картины, в том числе и те, где играл Сергей Филиппов.
В 1946 году режиссер Надежда Кошеверова пригласила его в свой фильм "Золушка". Филиппов блистательно сыграл роль сказочного капрала, а его партнершами стали Янина Жеймо, Елена Юнгер и Фаина Раневская. В 1947 году, когда "Золушка" вышла на экраны страны, Филиппов поселился в квартире своей второй жены, Барабульки, в знаменитом Писательском доме на канале Грибоедова, 9.
По свидетельствам их знакомых, Голубева относилась к Сергею как к ребенку. О нем заботилась, поправляла его одежду, давала ему платок, относила ему питье. А Филиппов относился к своей Барабульке весьма экстравагантно. Порой их отношения походили на детские игры-дразнилки. Из записок Филиппова Голубевой: "Ее сиятельству графине Барабульянц. Прочитав письмо твое, я не понял ничего. Пишешь ты, едрена курица, как... Ну, просто как писатель. Каша на диване преет и млеет, я пошел по делам и в магазин. Кющай кашу с молоком. Целую дуру крепко. С."
Много лет прохожие видели, как по вечерам, еле передвигая ноги, падая и поднимаясь, Сергей Филиппов, будучи изрядно навеселе, шел домой по Итальянскому мостику. Вредная привычка артиста была наследственной. Его отец Николай Филиппов любил крепко выпить. Это послужило одной из причин развода родителей Филиппова в 1927 году. Если свою маму Евдокию Терентьевну Сергей любил, папа был для него чужим человеком. Несмотря на это, отец Филиппова в 1952 году подал на алиментыЮ и артист был вынужден каждый месяц отправлять ему некоторую сумму денег. А вредная привычка самого Сергея с годами усугублялась. Если бы у второй жены Сергея Филиппова был личный биограф, возможно, он озаглавил бы историю этой женщины следующим образом: "Трудное счастье Антонины Голубевой". Но каким бы сложным характером она ни обладала, Барабулька ценила своего Долгоносика и хотела укрепить семью.
Она даже взяла в 1949 году мальчика из детдома, и они с Филипповым три месяца его кормили-поили, после чего Барабулька сдала ребенка обратно в детдом. Почему так случилось, теперь уже не узнать. Но после этой истории Барабулька разрешила сыну Филиппова приходить к ним в гости.
Жена Сергея Филиппова Антонина Голубева написала несколько книг, но прославилась как автор повести о детстве Сергея Кирова "Мальчик из Уржума". Эта книга была переведена на 96 языков, писательница долгие годы получала огромные авторские. А Филиппов шутил: "Меня всю жизнь кормит мальчик из Уржума". Голубева, естественно, пыталась привить любовь к литературе и юному Юре Филиппову. На этой почве начинались размолвки. Дошло до того, что Голубева стала приходить к Юре в школу и говорить, что ко нему надо применять особо тяжелые методы воспитания. В связи с этим Юрий сменил пять школ. Взаимная неприязнь росла, и в конце концов Юра стал встречаться с отцом в театре.
А собственных отпрысков Голубева на порог не пускала вообще. В 1948 году в Ленинград приехала ее дочь с мужем и крошечной девочкой. Они хотели остановиться у Барабульки. Но не тут-то было. Барабулька прекрасно понимала, что Сергей Николаевич младше ее на 15 лет и надо быть очень внимательной, и ни одна нормальная женщина не могла пересечь порог дома их, а только мужчины. Так Антонина Голубева ограждала своего Сережу от общества молодых женщин. А с пристрастием мужа к выпивке она ничего не могла поделать. Бывало, поджидала супруга у служебного входа в театр, а Филиппов ускользал через главный вход. Тогда женщина выходила на Невский и спрашивала у прохожих, не видели ли они Филиппова.
Из дневников Сергея Филиппова. "Меня спрашивают, почему я играю отрицательных персонажей? А я на это отвечаю так. Вы когда-нибудь видели секретаря обкома с таким лицом как у меня? И спрашивающие стыдливо умолкали".
В 1956 году на экраны страны вышел фильм, в котором Сергей Филиппов сыграл свою, пожалуй, самую звездную роль. Из дневника артиста: "У меня был учитель Владимир Николаевич Соловьев, необыкновенно рассеянный человек. Вот я и взял этого человека за прототип". А это знаменитое "Лю-юди! Ау? Где вы?" родилось в обеденный перерыв. Сидим мы вдвоем, оператор и я, больше никого нет. Вот я и завопил на всю площадку: "Люди! Ау? Где вы?" Оператор сразу заявил: "Ставим". И вставил эту случайную находку".
С годами Филиппов перестал терять голову от льстивых слов поклонниц. На его небольшие шалости Антонина Голубева просто закрывала глаза, поэтому второму браку артиста ничего не угрожало. При внешней несхожести Барабулька и Долгоносик стали со временем очень близки. Однажды Филиппов даже написал жене расписку: "С шести утра 1 января до первого марта 1949 года я не пью водку, ликеры, шампанское и вообще спиртных напитков. Если же я нарушу данное мною слово, то Барабуля умрет. Ежели я не исполню данного мной слова, то пусть я буду проклят во веки веков. Аминь, Филиппов. 20 декабря 1948 года". И Сергей держал слово, даже данное в шутку. Впрочем, до поры, до времени. И он, и его жена знали, что рано или поздно Филиппов, к сожалению, снова сорвется.
В своем дневнике Филиппов шутя писал: "С 1935 года я украшаю своим присутствием подмостки ленинградского Театра комедии. Это мое мнение. Дирекция придерживается обратного". Октябрьским вечером 1963 года в театре шел премьерный спектакль по пьесе Рацера и Константинова "После двенадцати". Сергей в этот вечер в спектакле занят не был. Однако, как только действие началось, в зале почувствовали: сцена застолья пошла явно не по сценарию. Когда актеры подняли рюмки, из-за кулис раздался голос: "Кто так пьет? Я сейчас войду в кадр, я покажу, как надо это делать!" Это был не первый проступок артиста. В 1947 году Сергея уже увольняли из театра за появление на спектакле в нетрезвом виде. Но он был принят обратно в труппу. На этот раз художественный руководитель Театра комедии гениальный художник и режиссер Николай Акимов занял принципиальную позицию. Он вызвал Сергея Николаевича, взял красный карандаш и вычеркнул его фамилию из труппы.
Сын Филиппова от первого брака до сих пор убежден, что именно сложные взаимоотношения со второй женой вылились в его постоянную неудовлетворенность жизнью и довели до проступка, после которого ему пришлось покинуть театр. Если у Сергея Филиппова и были мысли о возвращении в Театр комедии, то после смерти Николая Акимова в 1968 году вопрос был закрыт. Уйдя из театра, артист спасался съемками в кино.
Но театр он по-прежнему любил, и, возможно, эти переживания артиста не прошли бесследно. В 1965 году врачи обнаружили у Сергея Филиппова опухоль мозга и назначили операцию. Опухоль вырезали, потом врачи настаивали на второй операции - поставить пластину, закрывающую отверстие в черепе, но Филиппов отказался. Сергей Николаевич не позволил медикам полностью восстановить свою черепную коробку, прикрывал шрам беретом и шутил "Часть моей головы с возрастом стала мягкой".
В те времена семья Филиппова часто общалась с актером Рудольфом Фурмановым. Когда Фурманов собрался покупать кооперативную квартиру, Филиппов одолжил ему крупную сумму. Артист откладывал эти деньги, чтобы купить своей Барабульке шубу. А еще Филипповы-Голубевы и чета Фурмановых вместе встречали новый, 1969 год и даже сняли об этом любительский кинофильм. Вот только сюжет весьма печален и традиционен для Филиппова - как улизнуть из дома от Барабульки, чтобы в ресторане гостиницы "Европейская" выпить.
В 1971 году режиссер Леонид Гайдай ставит свою версию знаменитых "12 стульев" Ильфа и Петрова, В этом фильме Филиппов играет предводителя уездного дворянства Кису Воробьянинова. Новая волна его успеха грандиозна. А впереди была еще одна ярчайшая роль - острый гротеск, эпизод, но какой. И всего несколько реплик, которые до сих пор у всех на слуху. Великий комедиограф Гайдай включает Филиппова в обойму своих артистов. В 1973 году он выпускает фильм "Иван Васильевич меняет профессию", в котором актер блистательно играет шведского посла.
После триумфа артист воспрял духом. Но судьба уже готовила новые испытания. В середине семидесятых сын и первая жена Филиппова подали документы на эмиграцию из Советского Союза. Оказалось, что помимо прочих формальностей Юре нужно получить согласие отца на выезд из СССР. Однако, артист был категорически против. Еще в начале семидесятых его сын Юра, устав от бесконечных преследований Барабульки, взял фамилию матери Горинович. К тому же он наделся, что с такой фамилией ему легче будет выехать из Страны Советов. В ОВИРе составили официальный запрос на бланке и предложили Юрию при свидетелях вручить его отцу. Отсутствие ответа автоматически считалось бы согласием артиста на выезд сына. Но когда Юра приехал к отцу, дома оказалась Голубева. Она написала за мужа: "К решению моего сына выехать за границу я никакого отношения не имею, знать ничего не знаю. Желательно его сурово наказать, желательно расстрелять. А материальных претензий - не имею".
Первая жена артиста Алевтина Горинович и сын Юрий эмигрировали в США. Их связь с Сергеем Филипповым надолго прервалась. Сергей был очень обижен на сына, даже отказывался читать его письма. Сын артиста до сих пор вспоминает, что даже в эмиграции его мать Алевтина Горинович не могла забыть Сергея, а он никогда не отвечал на письма из Америки. И отец, и сын Филипповы жалели о том, как сложились их отношения. Но вслух об этом не говорили. Да и менять что-либо было уже поздно. Несмотря на актерскую востребованность и успех, многим бросалось в глаза подавленное состояние Филиппова. Видимо, тоска по сыну не отпускала его до самого конца.
Последние годы многие считали гениального комика талантливым, но сошедшим с ума пьяницей, женившимся на женщине старше себя и жившим в захламленной квартире. Отчасти это было правдой. Возможно, эти обстоятельства заставляли его играть еще пронзительнее.
В 1988 году режиссер Владимир Бортко пригласил Филиппова сняться в ленте "Собачье сердце". Это была одна из последних ролей артиста.
В восьмидесятые Филиппов редко появлялся на экране - он неважно себя чувствовал. Барабулька, будучи намного старше, тоже частенько болела. Ее не стало 20 ноября 1989 года. Они были вместе более 40 лет. А Филиппов не смог пережить ее уход. Великий русский комик Сергей Николаевич Филиппов скончался 19 апреля 1990 года. Он умер в больнице. Онкология. Ему было 78 лет.
1990 год. Ленинград. Северное кладбище в Парголово. Спустя несколько недель после установки, с могилы Сергея Филиппова был украден его памятник - бронзовый бюст весом 36 килограммов. Спрятанный в кустах памятник случайно обнаружили коллеги Филиппова и увезли в Гильдию актеров кино. Только через несколько лет, приехав из Америки, Юрий Филиппов поставил на могилу копию бюста, уже из чугуна. А бронзовый оригинал оставил дома.
Писательница Антонина Голубева и артист Сергей Филиппов похоронены почти рядом, на краю кладбища, у дороги. Кто это такие и почему на памятнике странному мужику в берете написано "Народный артист", многие, проходящие мимо люди, теперь уже не знают.
