Исповедуются только Богу; пост считают воздержанием от злых мыслей и дел; богослужение совершают в комнате; брак не почитают таинством; не признают внешних отличий между людьми; не клянутся; отказываются от военной службы и присяги вообще. Отрицают всякую обрядовость , выражая это отрицание в пословицах,
Делами общины управляет сходка старейшин. Отличаются трудолюбивой и нравственной жизнью.
Посланный в 1801 г. для собирания сведений о духоборах, И. В. Лопухин дал о них самый хороший отзыв. После этого был издан указ о переселении всех духоборов в Мелитопольский уезд Таврической губернии , на берега реки Молочной . При обилии земли (79 000 десятин) они перенимали от поселенных в соседстве с ними меннонитов много полезных нововведений.
Лидер духоборов в Крыму Савелий Капустин завел там коммунистические порядки - обработка земли сообща, деление урожая поровну. В 1818 г. Александр I посетил село духоборов Терпение (теперь - Мелитопольский район , Запорожская область), пробыл там два дня и распорядился освободить всех духоборов и доставить их в Крым . В 1820 их освободили от присяги. С тех пор Александр I пользуется у духоборов исключительным почитанием - ему был даже поставлен памятник .
При Николае I духоборы вновь потеряли расположение властей. Освоенные духоборами впервые крымские земли стали безопасны и быстро осваивались русскими православными крестьянами, из-за чего правительство стало считать духоборов нежелательными соседями. В 1837 году последовал указ о переселении их с Молочных вод в Закавказский край . В 1843 году известный Гакстгаузен посетил духоборов, ещё остававшихся на Молочных водах, о чём оставил ценные сведения.
В Грузии духоборы поселились компактно в южных горных районах Джавахетии , к тому времени практически обезлюдевших. Они основали 10 деревень на территории современного Ниноцминдского района (до 1991 года - Богдановский), называемых Джавахетской Духоборией : Владимировка , Тамбовка и Родионовка на северо-востоке района (вокруг озера Паравани), остальные на юге района: Богдановка (ныне Ниноцминда) , Спасовка , Орловка , Гореловка , Ефремовка , Калмыково и Троицкое .
На территории современного Азербайджана, высланные духоборы основали несколько поселений, имеющих до сей поры русские названия: Славянка , Ивановка , Новосаратовка и Новоивановка.
В защиту духоборов выступил Лев Николаевич Толстой . Он и его последователи организовали одну из первых массовых кампаний в отечественной и международной прессе, сравнивая гонения на духоборов в России с гонениями на первых христиан . В. Г. Чертков опубликовал подробности о травле крестьян в английской газете. Затем В. Г. Чертков , П. И. Бирюков и И. М. Трегубов написали воззвание к русской общественности, призывая помочь духоборам, которых лишили средств к жизни. Толстой дополнил воззвание своим послесловием и передал в помощь голодающим тысячу рублей, а также обещал впредь отдавать голодающим крестьянам все гонорары, которые получал в театрах за исполнение его пьес. В результате этой акции В. Чертков был изгнан за границу, а Бирюков и Трегубов отправлены во внутреннюю ссылку в Прибалтику .
Несмотря на широкий общественный и международный резонанс событий 1895, компромисса с властями в вопросе защиты духоборов достигнуто не было. С инициативным и финансовым участием Льва Толстого и зарубежных квакеров было принято решение об эмиграции духоборов. В качестве возможных мест нового поселения рассматривались Маньчжурия , Китайский Туркестан (план одного из инициаторов идеи эмиграции, дипломата, отвечавшего за восточное направление, Э. Э. Ухтомского), Кипр , Гавайи и т. д. Исходно обследованный духоборами Кипр не был одобрен из-за того, что новопоселенцам выделялось недостаточно земли, а также из-за неподходящего климата.
Лев Толстой обратился через сына Сергея к своему сподвижнику Владимиру Черткову (в это время высланному за границу и проживающему в Великобритании) за помощью. В свою очередь, Чертков обратился к знаменитому анархисту князю Петру Кропоткину , а тот - с просьбой о содействии в переселении в Канаду к профессору политэкономии из Университета Торонто Джеймсу Мейвору .
Хотя ни духоборы, ни сочувствующие не были уверены в необходимости эмиграции, наряду с поддержкой из-за рубежа они встретили подчеркнуто негативное отношение властей (например, запрет на возвращение). Старички (старейшины общины) пророчествовали:
Перевозку наиболее значительных партий духоборов из Батума в порты Квебек и Галифакс в 1898 г. осуществляли корабль «Лейк Гурон» и корабль «Лейк Супериор» . Сопровождающими (и в качестве переводчиков) выступили Сергей Львович Толстой, а также (10 декабря 1898-12 января 1899) толстовец Л. А. Сулержицкий и доктор А. И. Бакунин. В апреле 1899 г. третью крупнейшую партию духоборов сопровождал Владимир Бонч-Бруевич . В результате поездки, проведя год в Канаде, по просьбе переселенцев В. Бонч-Бруевич составил образцовый сборник псалмов духоборов Канады - «Животную книгу духоборцев ».
Небольшие партии духоборов активно прибывали в Канаду на протяжении последующих лет через порты Европы, как правило на средства ранее переехавших духоборов. В 1903 году к единоверцам в Канаде присоединился освобождённый из ссылки П. Веригин.
Духоборы поселились на целинных землях степной провинции Саскачеван . Им разрешили не служить в армии, получить смежные земельные участки так, чтобы можно было селиться деревнями и обрабатывать землю совместно. Но когда власти потребовали от них принести клятву на верность правительству, многие отказались подчиниться, и у духоборов экспроприировали 260 000 акров земли, ставшей пригодной к возделыванию в ходе коллективной обработки, так как это было условием получения земли в собственность. В - гг. шесть тысяч духоборов последовали в Британскую Колумбию , самую западную провинцию Канады, где они основали Христианскую Общину Всемирного братства .
Доходы коммуны росли, общинная собственность оценивалась в несколько миллионов долларов . Но в то же время назревали и идеологические конфликты. Некоторые из участников общины ставили авторитет Веригина под сомнение. В 1924 году Пётр Веригин погиб при загадочных обстоятельствах. Движение распалось. Участники радикального течения «Сыны свободы » демонстрировали абсолютное неприятие современной им жизни, в том числе отказываясь посылать своих детей в школы. Более того, они поджигали школьные здания. Также они в знак протеста стали устраивать «голые» демонстрации в канадских городах.
В настоящее время умеренное крыло духоборов возглавляет пра-правнук Петра Васильевича Веригина - Джон Веригин. За вклад в улучшение канадско-российских отношений и последовательную борьбу за мир Джон Веригин был награждён орденом Канады, орденом Британской Колумбии и советским орденом Дружбы народов.
Сейчас в Канаде проживает до 30 тыс. потомков духоборов. Из них 5 тыс. человек сохранили веру, более половины - знание русского языка в качестве родного . Один из представителей - Том Невакшонов - является видным канадским политиком.
В Гореловке остаются «святые могилки» проповедников, на поклон к которым приезжают духоборы со всего мира. Также особо почитается пещера, недалеко от которой 29 июня 1895 года духоборы сожгли оружие в знак протеста против зла и насилия.
С конца 1980-х гг. духоборы, приехавшие из Грузии, начали селиться в Тульской , Белгородской , Брянской , Орловской , Ростовской областях, частично в рамках российской государственной программы возвращения соотечественников .
В 1989 г. группа жителей с. Гореловка переехала из Грузии и поселилась на тульской земле, в деревне Архангельское Чернского района .
В отличие от самопрезентации духоборов и от их восприятия в Старом Свете, в англоязычной (канадской и американской) популярной культуре за пределами документалистики под духоборами подразумевается отколовшееся от традиции радикальное движение свободников, памятное за яркие выступления в начале XX в.
Фольклорные ансамбли
Духоборы фигурируют в книге Сергея Алексеева «Сокровища Валькирии»
Духоборы в популярной музыке
Свадьба Наташи, вышедшей в 13 м году за Безухова, было последнее радостное событие в старой семье Ростовых. В тот же год граф Илья Андреевич умер, и, как это всегда бывает, со смертью его распалась старая семья.
События последнего года: пожар Москвы и бегство из нее, смерть князя Андрея и отчаяние Наташи, смерть Пети, горе графини – все это, как удар за ударом, падало на голову старого графа. Он, казалось, не понимал и чувствовал себя не в силах понять значение всех этих событий и, нравственно согнув свою старую голову, как будто ожидал и просил новых ударов, которые бы его покончили. Он казался то испуганным и растерянным, то неестественно оживленным и предприимчивым.
Свадьба Наташи на время заняла его своей внешней стороной. Он заказывал обеды, ужины и, видимо, хотел казаться веселым; но веселье его не сообщалось, как прежде, а, напротив, возбуждало сострадание в людях, знавших и любивших его.
После отъезда Пьера с женой он затих и стал жаловаться на тоску. Через несколько дней он заболел и слег в постель. С первых дней его болезни, несмотря на утешения докторов, он понял, что ему не вставать. Графиня, не раздеваясь, две недели провела в кресле у его изголовья. Всякий раз, как она давала ему лекарство, он, всхлипывая, молча целовал ее руку. В последний день он, рыдая, просил прощения у жены и заочно у сына за разорение именья – главную вину, которую он за собой чувствовал. Причастившись и особоровавшись, он тихо умер, и на другой день толпа знакомых, приехавших отдать последний долг покойнику, наполняла наемную квартиру Ростовых. Все эти знакомые, столько раз обедавшие и танцевавшие у него, столько раз смеявшиеся над ним, теперь все с одинаковым чувством внутреннего упрека и умиления, как бы оправдываясь перед кем то, говорили: «Да, там как бы то ни было, а прекрасжейший был человек. Таких людей нынче уж не встретишь… А у кого ж нет своих слабостей?..»
Именно в то время, когда дела графа так запутались, что нельзя было себе представить, чем это все кончится, если продолжится еще год, он неожиданно умер.
Николай был с русскими войсками в Париже, когда к нему пришло известие о смерти отца. Он тотчас же подал в отставку и, не дожидаясь ее, взял отпуск и приехал в Москву. Положение денежных дел через месяц после смерти графа совершенно обозначилось, удивив всех громадностию суммы разных мелких долгов, существования которых никто и не подозревал. Долгов было вдвое больше, чем имения.
Родные и друзья советовали Николаю отказаться от наследства. Но Николай в отказе от наследства видел выражение укора священной для него памяти отца и потому не хотел слышать об отказе и принял наследство с обязательством уплаты долгов.
Кредиторы, так долго молчавшие, будучи связаны при жизни графа тем неопределенным, но могучим влиянием, которое имела на них его распущенная доброта, вдруг все подали ко взысканию. Явилось, как это всегда бывает, соревнование – кто прежде получит, – и те самые люди, которые, как Митенька и другие, имели безденежные векселя – подарки, явились теперь самыми требовательными кредиторами. Николаю не давали ни срока, ни отдыха, и те, которые, по видимому, жалели старика, бывшего виновником их потери (если были потери), теперь безжалостно накинулись на очевидно невинного перед ними молодого наследника, добровольно взявшего на себя уплату.
Ни один из предполагаемых Николаем оборотов не удался; имение с молотка было продано за полцены, а половина долгов оставалась все таки не уплаченною. Николай взял предложенные ему зятем Безуховым тридцать тысяч для уплаты той части долгов, которые он признавал за денежные, настоящие долги. А чтобы за оставшиеся долги не быть посаженным в яму, чем ему угрожали кредиторы, он снова поступил на службу.
Ехать в армию, где он был на первой вакансии полкового командира, нельзя было потому, что мать теперь держалась за сына, как за последнюю приманку жизни; и потому, несмотря на нежелание оставаться в Москве в кругу людей, знавших его прежде, несмотря на свое отвращение к статской службе, он взял в Москве место по статской части и, сняв любимый им мундир, поселился с матерью и Соней на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке.
Наташа и Пьер жили в это время в Петербурге, не имея ясного понятия о положении Николая. Николай, заняв у зятя деньги, старался скрыть от него свое бедственное положение. Положение Николая было особенно дурно потому, что своими тысячью двумястами рублями жалованья он не только должен был содержать себя, Соню и мать, но он должен был содержать мать так, чтобы она не замечала, что они бедны. Графиня не могла понять возможности жизни без привычных ей с детства условий роскоши и беспрестанно, не понимая того, как это трудно было для сына, требовала то экипажа, которого у них не было, чтобы послать за знакомой, то дорогого кушанья для себя и вина для сына, то денег, чтобы сделать подарок сюрприз Наташе, Соне и тому же Николаю.
Соня вела домашнее хозяйство, ухаживала за теткой, читала ей вслух, переносила ее капризы и затаенное нерасположение и помогала Николаю скрывать от старой графини то положение нужды, в котором они находились. Николай чувствовал себя в неоплатном долгу благодарности перед Соней за все, что она делала для его матери, восхищался ее терпением и преданностью, но старался отдаляться от нее.
Он в душе своей как будто упрекал ее за то, что она была слишком совершенна, и за то, что не в чем было упрекать ее. В ней было все, за что ценят людей; но было мало того, что бы заставило его любить ее. И он чувствовал, что чем больше он ценит, тем меньше любит ее. Он поймал ее на слове, в ее письме, которым она давала ему свободу, и теперь держал себя с нею так, как будто все то, что было между ними, уже давным давно забыто и ни в каком случае не может повториться.
Положение Николая становилось хуже и хуже. Мысль о том, чтобы откладывать из своего жалованья, оказалась мечтою. Он не только не откладывал, но, удовлетворяя требования матери, должал по мелочам. Выхода из его положения ему не представлялось никакого. Мысль о женитьбе на богатой наследнице, которую ему предлагали его родственницы, была ему противна. Другой выход из его положения – смерть матери – никогда не приходила ему в голову. Он ничего не желал, ни на что не надеялся; и в самой глубине души испытывал мрачное и строгое наслаждение в безропотном перенесении своего положения. Он старался избегать прежних знакомых с их соболезнованием и предложениями оскорбительной помощи, избегал всякого рассеяния и развлечения, даже дома ничем не занимался, кроме раскладывания карт с своей матерью, молчаливыми прогулками по комнате и курением трубки за трубкой. Он как будто старательно соблюдал в себе то мрачное настроение духа, в котором одном он чувствовал себя в состоянии переносить свое положение.
В начале зимы княжна Марья приехала в Москву. Из городских слухов она узнала о положении Ростовых и о том, как «сын жертвовал собой для матери», – так говорили в городе.
«Я и не ожидала от него другого», – говорила себе княжна Марья, чувствуя радостное подтверждение своей любви к нему. Вспоминая свои дружеские и почти родственные отношения ко всему семейству, она считала своей обязанностью ехать к ним. Но, вспоминая свои отношения к Николаю в Воронеже, она боялась этого. Сделав над собой большое усилие, она, однако, через несколько недель после своего приезда в город приехала к Ростовым.
Николай первый встретил ее, так как к графине можно было проходить только через его комнату. При первом взгляде на нее лицо Николая вместо выражения радости, которую ожидала увидать на нем княжна Марья, приняло невиданное прежде княжной выражение холодности, сухости и гордости. Николай спросил о ее здоровье, проводил к матери и, посидев минут пять, вышел из комнаты.
Когда княжна выходила от графини, Николай опять встретил ее и особенно торжественно и сухо проводил до передней. Он ни слова не ответил на ее замечания о здоровье графини. «Вам какое дело? Оставьте меня в покое», – говорил его взгляд.
– И что шляется? Чего ей нужно? Терпеть не могу этих барынь и все эти любезности! – сказал он вслух при Соне, видимо не в силах удерживать свою досаду, после того как карета княжны отъехала от дома.
– Ах, как можно так говорить, Nicolas! – сказала Соня, едва скрывая свою радость. – Она такая добрая, и maman так любит ее.
Николай ничего не отвечал и хотел бы вовсе не говорить больше о княжне. Но со времени ее посещения старая графиня всякий день по нескольку раз заговаривала о ней.
Графиня хвалила ее, требовала, чтобы сын съездил к ней, выражала желание видеть ее почаще, но вместе с тем всегда становилась не в духе, когда она о ней говорила.
Николай старался молчать, когда мать говорила о княжне, но молчание его раздражало графиню.
– Она очень достойная и прекрасная девушка, – говорила она, – и тебе надо к ней съездить. Все таки ты увидишь кого нибудь; а то тебе скука, я думаю, с нами.
– Да я нисколько не желаю, маменька.
– То хотел видеть, а теперь не желаю. Я тебя, мой милый, право, не понимаю. То тебе скучно, то ты вдруг никого не хочешь видеть.
– Да я не говорил, что мне скучно.
– Как же, ты сам сказал, что ты и видеть ее не желаешь. Она очень достойная девушка и всегда тебе нравилась; а теперь вдруг какие то резоны. Всё от меня скрывают.
– Да нисколько, маменька.
– Если б я тебя просила сделать что нибудь неприятное, а то я тебя прошу съездить отдать визит. Кажется, и учтивость требует… Я тебя просила и теперь больше не вмешиваюсь, когда у тебя тайны от матери.
– Да я поеду, если вы хотите.
– Мне все равно; я для тебя желаю.
Николай вздыхал, кусая усы, и раскладывал карты, стараясь отвлечь внимание матери на другой предмет.
На другой, на третий и на четвертый день повторялся тот же и тот же разговор.
После своего посещения Ростовых и того неожиданного, холодного приема, сделанного ей Николаем, княжна Марья призналась себе, что она была права, не желая ехать первая к Ростовым.
«Я ничего и не ожидала другого, – говорила она себе, призывая на помощь свою гордость. – Мне нет никакого дела до него, и я только хотела видеть старушку, которая была всегда добра ко мне и которой я многим обязана».
Но она не могла успокоиться этими рассуждениями: чувство, похожее на раскаяние, мучило ее, когда она вспоминала свое посещение. Несмотря на то, что она твердо решилась не ездить больше к Ростовым и забыть все это, она чувствовала себя беспрестанно в неопределенном положении. И когда она спрашивала себя, что же такое было то, что мучило ее, она должна была признаваться, что это были ее отношения к Ростову. Его холодный, учтивый тон не вытекал из его чувства к ней (она это знала), а тон этот прикрывал что то. Это что то ей надо было разъяснить; и до тех пор она чувствовала, что не могла быть покойна.
В середине зимы она сидела в классной, следя за уроками племянника, когда ей пришли доложить о приезде Ростова. С твердым решением не выдавать своей тайны и не выказать своего смущения она пригласила m lle Bourienne и с ней вместе вышла в гостиную.
При первом взгляде на лицо Николая она увидала, что он приехал только для того, чтобы исполнить долг учтивости, и решилась твердо держаться в том самом тоне, в котором он обратится к ней.
Они заговорили о здоровье графини, об общих знакомых, о последних новостях войны, и когда прошли те требуемые приличием десять минут, после которых гость может встать, Николай поднялся, прощаясь.
Княжна с помощью m lle Bourienne выдержала разговор очень хорошо; но в самую последнюю минуту, в то время как он поднялся, она так устала говорить о том, до чего ей не было дела, и мысль о том, за что ей одной так мало дано радостей в жизни, так заняла ее, что она в припадке рассеянности, устремив вперед себя свои лучистые глаза, сидела неподвижно, не замечая, что он поднялся.
Николай посмотрел на нее и, желая сделать вид, что он не замечает ее рассеянности, сказал несколько слов m lle Bourienne и опять взглянул на княжну. Она сидела так же неподвижно, и на нежном лице ее выражалось страдание. Ему вдруг стало жалко ее и смутно представилось, что, может быть, он был причиной той печали, которая выражалась на ее лице. Ему захотелось помочь ей, сказать ей что нибудь приятное; но он не мог придумать, что бы сказать ей.
– Прощайте, княжна, – сказал он. Она опомнилась, вспыхнула и тяжело вздохнула.
– Ах, виновата, – сказала она, как бы проснувшись. – Вы уже едете, граф; ну, прощайте! А подушку графине?
– Постойте, я сейчас принесу ее, – сказала m lle Bourienne и вышла из комнаты.
Оба молчали, изредка взглядывая друг на друга.
– Да, княжна, – сказал, наконец, Николай, грустно улыбаясь, – недавно кажется, а сколько воды утекло с тех пор, как мы с вами в первый раз виделись в Богучарове. Как мы все казались в несчастии, – а я бы дорого дал, чтобы воротить это время… да не воротишь.
Княжна пристально глядела ему в глаза своим лучистым взглядом, когда он говорил это. Она как будто старалась понять тот тайный смысл его слов, который бы объяснил ей его чувство к ней.
– Да, да, – сказала она, – но вам нечего жалеть прошедшего, граф. Как я понимаю вашу жизнь теперь, вы всегда с наслаждением будете вспоминать ее, потому что самоотвержение, которым вы живете теперь…
– Я не принимаю ваших похвал, – перебил он ее поспешно, – напротив, я беспрестанно себя упрекаю; но это совсем неинтересный и невеселый разговор.
И опять взгляд его принял прежнее сухое и холодное выражение. Но княжна уже увидала в нем опять того же человека, которого она знала и любила, и говорила теперь только с этим человеком.
– Я думала, что вы позволите мне сказать вам это, – сказала она. – Мы так сблизились с вами… и с вашим семейством, и я думала, что вы не почтете неуместным мое участие; но я ошиблась, – сказала она. Голос ее вдруг дрогнул. – Я не знаю почему, – продолжала она, оправившись, – вы прежде были другой и…
– Есть тысячи причин почему (он сделал особое ударение на слово почему). Благодарю вас, княжна, – сказал он тихо. – Иногда тяжело.
«Так вот отчего! Вот отчего! – говорил внутренний голос в душе княжны Марьи. – Нет, я не один этот веселый, добрый и открытый взгляд, не одну красивую внешность полюбила в нем; я угадала его благородную, твердую, самоотверженную душу, – говорила она себе. – Да, он теперь беден, а я богата… Да, только от этого… Да, если б этого не было…» И, вспоминая прежнюю его нежность и теперь глядя на его доброе и грустное лицо, она вдруг поняла причину его холодности.
– Почему же, граф, почему? – вдруг почти вскрикнула она невольно, подвигаясь к нему. – Почему, скажите мне? Вы должны сказать. – Он молчал. – Я не знаю, граф, вашего почему, – продолжала она. – Но мне тяжело, мне… Я признаюсь вам в этом. Вы за что то хотите лишить меня прежней дружбы. И мне это больно. – У нее слезы были в глазах и в голосе. – У меня так мало было счастия в жизни, что мне тяжела всякая потеря… Извините меня, прощайте. – Она вдруг заплакала и пошла из комнаты.
– Княжна! постойте, ради бога, – вскрикнул он, стараясь остановить ее. – Княжна!
Она оглянулась. Несколько секунд они молча смотрели в глаза друг другу, и далекое, невозможное вдруг стало близким, возможным и неизбежным.
……
Осенью 1814 го года Николай женился на княжне Марье и с женой, матерью и Соней переехал на житье в Лысые Горы.
В три года он, не продавая именья жены, уплатил оставшиеся долги и, получив небольшое наследство после умершей кузины, заплатил и долг Пьеру.
Еще через три года, к 1820 му году, Николай так устроил свои денежные дела, что прикупил небольшое именье подле Лысых Гор и вел переговоры о выкупе отцовского Отрадного, что составляло его любимую мечту.
Начав хозяйничать по необходимости, он скоро так пристрастился к хозяйству, что оно сделалось для него любимым и почти исключительным занятием. Николай был хозяин простой, не любил нововведений, в особенности английских, которые входили тогда в моду, смеялся над теоретическими сочинениями о хозяйстве, не любил заводов, дорогих производств, посевов дорогих хлебов и вообще не занимался отдельно ни одной частью хозяйства. У него перед глазами всегда было только одно именье, а не какая нибудь отдельная часть его. В именье же главным предметом был не азот и не кислород, находящиеся в почве и воздухе, не особенный плуг и назем, а то главное орудие, чрез посредство которого действует и азот, и кислород, и назем, и плуг – то есть работник мужик. Когда Николай взялся за хозяйство и стал вникать в различные его части, мужик особенно привлек к себе его внимание; мужик представлялся ему не только орудием, но и целью и судьею. Он сначала всматривался в мужика, стараясь понять, что ему нужно, что он считает дурным и хорошим, и только притворялся, что распоряжается и приказывает, в сущности же только учился у мужиков и приемам, и речам, и суждениям о том, что хорошо и что дурно. И только тогда, когда понял вкусы и стремления мужика, научился говорить его речью и понимать тайный смысл его речи, когда почувствовал себя сроднившимся с ним, только тогда стал он смело управлять им, то есть исполнять по отношению к мужикам ту самую должность, исполнение которой от него требовалось. И хозяйство Николая приносило самые блестящие результаты.
Принимая в управление имение, Николай сразу, без ошибки, по какому то дару прозрения, назначал бурмистром, старостой, выборным тех самых людей, которые были бы выбраны самими мужиками, если б они могли выбирать, и начальники его никогда не переменялись. Прежде чем исследовать химические свойства навоза, прежде чем вдаваться в дебет и кредит (как он любил насмешливо говорить), он узнавал количество скота у крестьян и увеличивал это количество всеми возможными средствами. Семьи крестьян он поддерживал в самых больших размерах, не позволяя делиться. Ленивых, развратных и слабых он одинаково преследовал и старался изгонять из общества.
При посевах и уборке сена и хлебов он совершенно одинаково следил за своими и мужицкими полями. И у редких хозяев были так рано и хорошо посеяны и убраны поля и так много дохода, как у Николая.
С дворовыми он не любил иметь никакого дела, называл их дармоедами и, как все говорили, распустил и избаловал их; когда надо было сделать какое нибудь распоряжение насчет дворового, в особенности когда надо было наказывать, он бывал в нерешительности и советовался со всеми в доме; только когда возможно было отдать в солдаты вместо мужика дворового, он делал это без малейшего колебания. Во всех же распоряжениях, касавшихся мужиков, он никогда не испытывал ни малейшего сомнения. Всякое распоряжение его – он это знал – будет одобрено всеми против одного или нескольких.
Он одинаково не позволял себе утруждать или казнить человека потому только, что ему этого так хотелось, как и облегчать и награждать человека потому, что в этом состояло его личное желание. Он не умел бы сказать, в чем состояло это мерило того, что должно и чего не должно; но мерило это в его душе было твердо и непоколебимо.
Он часто говаривал с досадой о какой нибудь неудаче или беспорядке: «С нашим русским народом», – и воображал себе, что он терпеть не может мужика.
Но он всеми силами души любил этот наш русский народ и его быт и потому только понял и усвоил себе тот единственный путь и прием хозяйства, которые приносили хорошие результаты.
Графиня Марья ревновала своего мужа к этой любви его и жалела, что не могла в ней участвовать, но не могла понять радостей и огорчений, доставляемых ему этим отдельным, чуждым для нее миром. Она не могла понять, отчего он бывал так особенно оживлен и счастлив, когда он, встав на заре и проведя все утро в поле или на гумне, возвращался к ее чаю с посева, покоса или уборки. Она не понимала, чем он восхищался, рассказывая с восторгом про богатого хозяйственного мужика Матвея Ермишина, который всю ночь с семьей возил снопы, и еще ни у кого ничего не было убрано, а у него уже стояли одонья. Она не понимала, отчего он так радостно, переходя от окна к балкону, улыбался под усами и подмигивал, когда на засыхающие всходы овса выпадал теплый частый дождик, или отчего, когда в покос или уборку угрожающая туча уносилась ветром, он, красный, загорелый и в поту, с запахом полыни и горчавки в волосах, приходя с гумна, радостно потирая руки, говорил: «Ну еще денек, и мое и крестьянское все будет в гумне».
Еще менее могла она понять, почему он, с его добрым сердцем, с его всегдашнею готовностью предупредить ее желания, приходил почти в отчаяние, когда она передавала ему просьбы каких нибудь баб или мужиков, обращавшихся к ней, чтобы освободить их от работ, почему он, добрый Nicolas, упорно отказывал ей, сердито прося ее не вмешиваться не в свое дело. Она чувствовала, что у него был особый мир, страстно им любимый, с какими то законами, которых она не понимала.
Когда она иногда, стараясь понять его, говорила ему о его заслуге, состоящей в том, что он делает добро своих подданных, он сердился и отвечал: «Вот уж нисколько: никогда и в голову мне не приходит; и для их блага вот чего не сделаю. Все это поэзия и бабьи сказки, – все это благо ближнего. Мне нужно, чтобы наши дети не пошли по миру; мне надо устроить наше состояние, пока я жив; вот и все. Для этого нужен порядок, нужна строгость… Вот что!» – говорил он, сжимая свой сангвинический кулак. «И справедливость, разумеется, – прибавлял он, – потому что если крестьянин гол и голоден, и лошаденка у него одна, так он ни на себя, ни на меня не сработает».
И, должно быть, потому, что Николай не позволял себе мысли о том, что он делает что нибудь для других, для добродетели, – все, что он делал, было плодотворно: состояние его быстро увеличивалось; соседние мужики приходили просить его, чтобы он купил их, и долго после его смерти в народе хранилась набожная память об его управлении. «Хозяин был… Наперед мужицкое, а потом свое. Ну и потачки не давал. Одно слово – хозяин!»
Одно, что мучило Николая по отношению к его хозяйничанию, это была его вспыльчивость в соединении с старой гусарской привычкой давать волю рукам. В первое время он не видел в этом ничего предосудительного, но на второй год своей женитьбы его взгляд на такого рода расправы вдруг изменился.
Однажды летом из Богучарова был вызван староста, заменивший умершего Дрона, обвиняемый в разных мошенничествах и неисправностях. Николай вышел к нему на крыльцо, и с первых ответов старосты в сенях послышались крики и удары. Вернувшись к завтраку домой, Николай подошел к жене, сидевшей с низко опущенной над пяльцами головой, и стал рассказывать ей, по обыкновению, все то, что занимало его в это утро, и между прочим и про богучаровского старосту. Графиня Марья, краснея, бледнея и поджимая губы, сидела все так же, опустив голову, и ничего не отвечала на слова мужа.
– Эдакой наглый мерзавец, – говорил он, горячась при одном воспоминании. – Ну, сказал бы он мне, что был пьян, не видал… Да что с тобой, Мари? – вдруг спросил он.
Графиня Марья подняла голову, хотела что то сказать, но опять поспешно потупилась и собрала губы.
– Что ты? что с тобой, дружок мой?..
Некрасивая графиня Марья всегда хорошела, когда плакала. Она никогда не плакала от боли или досады, но всегда от грусти и жалости. И когда она плакала, лучистые глаза ее приобретали неотразимую прелесть.
Как только Николай взял ее за руку, она не в силах была удержаться и заплакала.
– Nicolas, я видела… он виноват, но ты, зачем ты! Nicolas!.. – И она закрыла лицо руками.
Николай замолчал, багрово покраснел и, отойдя от нее, молча стал ходить по комнате. Он понял, о чем она плакала; но вдруг он не мог в душе своей согласиться с ней, что то, с чем он сжился с детства, что он считал самым обыкновенным, – было дурно.
«Любезности это, бабьи сказки, или она права?» – спрашивал он сам себя. Не решив сам с собою этого вопроса, он еще раз взглянул на ее страдающее и любящее лицо и вдруг понял, что она была права, а он давно уже виноват сам перед собою.
– Мари, – сказал он тихо, подойдя к ней, – этого больше не будет никогда; даю тебе слово. Никогда, – повторил он дрогнувшим голосом, как мальчик, который просит прощения.
Слезы еще чаще полились из глаз графини. Она взяла руку мужа и поцеловала ее.
– Nicolas, когда ты разбил камэ? – чтобы переменить разговор, сказала она, разглядывая его руку, на которой был перстень с головой Лаокоона.
– Нынче; все то же. Ах, Мари, не напоминай мне об этом. – Он опять вспыхнул. – Даю тебе честное слово, что этого больше не будет. И пусть это будет мне память навсегда, – сказал он, указывая на разбитый перстень.
С тех пор, как только при объяснениях со старостами и приказчиками кровь бросалась ему в лицо и руки начинали сжиматься в кулаки, Николай вертел разбитый перстень на пальце и опускал глаза перед человеком, рассердившим его. Однако же раза два в год он забывался и тогда, придя к жене, признавался и опять давал обещание, что уже теперь это было последний раз.
– Мари, ты, верно, меня презираешь? – говорил он ей. – Я стою этого.
– Ты уйди, уйди поскорее, ежели чувствуешь себя не в силах удержаться, – с грустью говорила графиня Марья, стараясь утешить мужа.
В дворянском обществе губернии Николай был уважаем, но не любим. Дворянские интересы не занимали его. И за это то одни считали его гордым, другие – глупым человеком. Все время его летом, с весеннего посева и до уборки, проходило в занятиях по хозяйству. Осенью он с тою же деловою серьезностию, с которою занимался хозяйством, предавался охоте, уходя на месяц и на два в отъезд с своей охотой. Зимой он ездил по другим деревням и занимался чтением. Чтение его составляли книги преимущественно исторические, выписывавшиеся им ежегодно на известную сумму. Он составлял себе, как говорил, серьезную библиотеку и за правило поставлял прочитывать все те книги, которые он покупал. Он с значительным видом сиживал в кабинете за этим чтением, сперва возложенным на себя как обязанность, а потом сделавшимся привычным занятием, доставлявшим ему особого рода удовольствие и сознание того, что он занят серьезным делом. За исключением поездок по делам, бо льшую часть времени зимой он проводил дома, сживаясь с семьей и входя в мелкие отношения между матерью и детьми. С женой он сходился все ближе и ближе, с каждым днем открывая в ней новые душевные сокровища.
Соня со времени женитьбы Николая жила в его доме. Еще перед своей женитьбой Николай, обвиняя себя и хваля ее, рассказал своей невесте все, что было между ним и Соней. Он просил княжну Марью быть ласковой и доброй с его кузиной. Графиня Марья чувствовала вполне вину своего мужа; чувствовала и свою вину перед Соней; думала, что ее состояние имело влияние на выбор Николая, не могла ни в чем упрекнуть Соню, желала любить ее; но не только не любила, а часто находила против нее в своей душе злые чувства и не могла преодолеть их.
ДУХОБОРЫ
Духоборы - русская христианская секта, возникшая в середине XVIII в.
Основными членами этой секты являлись государственные крестьяне Тамбовской и
Воронежской губерний, а также т. н. однодворцы и казаки Екатеринославской и
Харьковской губерний Украины.
Уже в самом названии "духоборы" утверждался активный характер этой
секты как борцов за дух, за одухотворение.
Духовным предтечей духоборчества был знаменитый украинский философ
Григорий Сковорода. Его взгляды в значительной степени совпадали со
взглядами духоборов. Он называл себя "абраамитом", т. е. последователем
чешской секты, весьма сходной с духоборческой. Во всех своих сочинениях он
утверждал, что Христос существует в людях и предлагал понимать Библию
аллегорически.
В важном документе духоборческой истории, названном "Исповедание",
изложены догматы вероучения духоборов: "Тело, плоть человеческая есть
временная тюрьма, пребывание в которой имеет одну целы восстановить в себе
образ Божий. Плоть есть зло, и всякое пристрастие к чему-либо в мире есть
засеменение зла... Вся история людей есть постоянная борьба духа и плоти".
Духоборы служат Богу духом: тело их - храм Божий, душа - образ Божий. "Не
нужны для чад Божьих ни цари, ни власти, ни какие бы то ни было человеческие
законы". "Праведнику ника-ков закон не положен". Ни писание, ни таинства, ни
обряды - не обязательны, они суть только "знаки" и "образы", "картины" и
"фигуры". Подчиняться им - значит лицемерить.
Первый руководитель духоборов Силуян Колесников отменил среди своих
последователей, бывших хлыстов, обряды экстатических радений. Тем самым было
подчеркнуто, что новая секта зовет не к духовной радости - встрече с
божеством, а к духовной борьбе за человека.
На первых порах духоборы сохранили эсхатологию. Они считали, что в
настоящем мире "царствует Вавилон". Царство духа придет только после того,
как на Последний Суд для правды соберутся все порабощенные и угнетенные,
все, кто сеял и жал. И будет тогда Новое Небо и Новая Земля, и все люди
станут полны совершенного разума. Но никому не дано знать, когда наступит
царство духа.
Позднее эсхатология в вероучении духоборов отступает на второй план.
Духоборы решают осуществить "Божью правду" не для всего человечества и не в
далеком будущем, а немедленно, для своей общины избранных. В отличие от
бегунов, хлыстов и скопцов, духоборы пытаются бороться с властью и церковью
не только пассивным уходом в тесный мир своей секты, но и активным образом.
Вся история духоборов - это история создания и распада целого ряда
религиозных "коммун". Принцип "общности имущества" и отказа от института
власти духоборы пытались осуществить на практике. Была введена совместная
обработка земли и равный дележ урожая, созданы общественные стада и
магазины. В "коммунах" возникла теократическая форма правления в виде
"совета стариков", возглавлявшегося религиозными руководителями духоборов
(С. Капустин, Л. Калмыков, П. Калмыков и др.). Но "коммуны" оказались
нежизнеспособными и распадались.
Духоборы постоянно подвергались преследованиям со стороны
властей.Специальные строгие законы против духоборов были изданы императором
Павлом I. При нем их крупными партиями посылали на фортификационные работы в
Сибирь, Азовскую крепость и др. Особенно жестоко обращались с
сектантами-духоборами в тюрьмах, дисциплинарных батальонах, на каторге. Их
без всякой очереди отдавали в рекруты. Фактически сектанты были поставлены
вне закона в государстве.
По указанию Александра I в период 1800 - 1816 гг, духоборы были
эвакуированы в Таврическую губернию, на т. н. "Молочные воды". Сюда
переселилось 3895 духоборов, они основали 9 селений.
Репрессии, гонения заставили духоборов замкнуться в себе, обособиться
от всего мира и озлобиться против него. Руководители секты держали рядовых
членов секты "в стахе Божием". Духоборы не имели права общаться с внешним
миром без их разрешения. Управление сектой было построено на страхе. За
малейшее проявление недовольства виновных, подвергали пыткам, ничего не
стоило даже убить "виновного".
Особая следственная комиссия, учрежденная в 1836 г., обнаружила в
Молочноводской коммуне духоборов в подземельях застенки с орудиями пыток и
грудой человеческих костей, людьми, заживо зарытыми в землю. Комиссия
подсчитала, что только за два года управления духоборческим обществом
"пророка" Капустина исчезло с лица земли 400 человек.
Эти факты изуверства со стороны духовных руководителей духоборческой
общины царское правительство использовало для усиления репрессий. Указами
Николая I от 1826, 1830 и 1839 гг. духоборы были водворены на положении
ссыльных в Закавказье - пограничный Ахалкалакский уезд Тифлисской губернии.
В 1886 г., после смерти, руководительницы секты Лукерьи Калмыковой,
секта раскололась на "большую партию" - сторонников П. Веригина, и "малую
партию" - родственников Л. Калмыковой, захвативших общественные капиталы.
"Веригинцы" призывали всех членов секты вернуться к правде прошлого. Под
влиянием идеи возврата к "славному" историческому прошлому в среде духоборов
снова возродились стремления к общинной жизни. Эти идеи были дополнены
Идеями "непротивления злу насилием".
Была организована артельная обработка земель и артельные мастерские.
Хлеб начали делить по числу едоков. Была создана общественная касса, куда
сдавались все наличные средства. Духоборы отказывались служить в армии,
платить подати, налоги. Влияние толстовцев сказывалось в том, что они
отказывались пить спиртные, напитки, есть мясо и даже сожительствовать с
женами. По призыву своего вождя Вери-гина, находившегося в ссылке, духоборы
демонстративно сожгли оружие.
На это власти ответили полнейшим разорением духоборческих сел, отдачей
возникло движение помощи духоборам, возглавленное Львом Толстым. В 1899 г. 8
тысяч духоборов переселилось в Канаду.
Переселившиеся в Канаду духоборы в 1906 г. предприняли попытку
Духоборами называют религиозную секту, возникшую на территории России. Эта община отвергает церковную обрядовость, но при этом живет нравственной жизнью. Члены группы считают себя христианами. Все решения, касающиеся жизни секты, принимаются советом старейшин.
У истока этой конфессии можно найти имя Силуана Колесникова. Учение зародилось в Екатеринославской губернии в 1755 году. Распространившись по многим уголкам русской земли, учение подверглось острой критике и преследования со стороны православия.
В учение духоборов входят следующие постулаты:
История духоборческих общин полна ссылок и гонений. Неудивительно, что духоборы стали уезжать из России на запад.
В 1908 году духоборы обосновались в Британской Колумбии. Там их община окрепла и разбогатела. Изначально «духоборские» общины были сельскими. Затем самые большие из них разрослись до размеров небольших городов. Духоборы считались и считаются трудолюбивыми людьми, поэтому построенные ими заводы, магазины и фабрики не вызывают удивление.
Канадские земли всегда были столь обширны, что им требовался стабильный приток иммигрантов. Согласно закону о гомстедах по прибытию духоборы получили землю, чтобы обрабатывать ее. Но дело в том, что в Канаде на земле всегда работали фермеры, и делали они это семьями или по одиночке. Многим не понравилось, как живут духоборы, не понравилось, что они обрабатывают землю силами общины. Чтобы отобрать у них землю, был изменен иммиграционный закон. Некоторые члены общины бросили своих товарищей, чтобы не потерять акры земли, но основная часть перебралась в другие части Канады, где они просто купили новую землю на заработанные ранее средства.
Удивительно, но ссыльные люди не сломались, а создали новую цивилизацию на далеких и пустынных территориях. В Канаде и раньше действовал закон о свободе вероисповедания, но несмотря на это духоборы подвергались гонениям вплоть до 70-х годов даже на канадских землях.
На сегодняшний день, самый крупный город, где живут духоборы в Канаде, именуется Гранд Форкс. Живописный городок заполнен жилыми домами, магазинами и кафе. В нем проживает около 4000 жителей.
В этом же городе находится музей духоборов. В нем подробно отображена история этого религиозного течения. Подробно показан быт, есть много фотографий и комнат, где все устроено так, как и в те времена, когда духоборы только приехали на территорию Канады.
В 1934 году правительством Канады была признана декларация духоборов, где подробно отражено их мировоззрение и устои. Так духоборы закрепились в Канаде на официальном уровне. Сегодня их никто не подвергает репрессиям, они спокойно живут и работают на канадских территориях.
Пытаясь сохранить свою культуры, члены общины учат детей русскому языку, сохраняют традиции ткачества, хорового пения и земледелия. Большинство из них работает в сельском хозяйстве или лесной промышленности. Новое поколение общины получило образование в канадских университетах, поэтому окраска общины становится все менее религиозной, приобретая светский характер за счет современных взглядов молодежи и межконфессиональных браков.
В наше время на канадских землях живут 30 тысяч потомков первых русских духоборов. Лишь 5 тысяч из них сохранили свое вероисповедание. Больше половины из них знают русский язык. Том Невакшонов – политик, который представляет интересы духоборов в правительстве и сам является членом этой общины.
Большой вклад в переселение данной общины внес Лев Николаевич Толстой, который симпатизировал духоборам. Именно он искал для них земли, когда в России начались религиозные гонения.
Духоборы – это поразительные люди, твердо убежденные в своих взглядах на мир и религию. Они не согласились присягнуть на верность британскому правительству даже тогда, когда над ними нависла угроза потери их новых земель. Они проявили огромную силу духа, и по-прежнему трепетно относятся к своим корням.
Духоборы
Одна из сект «духовных христиан». Возникла в Российской империи в середине XVIII в. Верили в воплощение Святого Духа в живых людей, Отрицали роль духовенства, стремились непосредственно общаться с Богом. Вместо Ветхого и Нового Заветов почитали свою «Животную книгу».
Сами представители данного течения предпочитают называть себя духоборцами. По поводу происхождения этого названия есть разные мнения. Согласно одному из них, так назвал сектантов Украины архиепископ Амвросий, с сокрушением отмечавший их нежелание принять православие. Таким образом, получалось, что духоборцы борются со Святым Духом, ставят, его ниже Бога-Отца (как, например, иконоборцы боролись с почитанием икон). Но духоборцы, пожалуй наоборот, относятся к Духу (правда, в несколько ином понимании) очень уважительно. Они уповают на Дух, и в их псалмах поется: «духовным мечом воюем». Так что, возможно, название как раз говорит о том, что сектанты считали себя борцами за «дух» и за «истину», за «одухотворение омертвевшей в православии веры».
Возникла эта секта в середине XVIII века как одно из ответвлений того течения, которое можно назвать российским протестантизмом. Как и их западные собратья, духоборы отрицали необходимость духовенства, икон, «рукотворную церковь». Однако в отличие от большинства протестантов, которые тщательнейшим образом изучают Библию, духоборы довольно равнодушно относятся к Священному Писанию.
Многие исследователи объединяют духоборов с молоканами в одно течение - духовных христиан. Сами представители этих сект время от времени спорят, кто от кого отделился. Одним из первых руководителей у духоборов был Илларион Побирохин, а у молокан - Семен Уклеин, они были родственниками и даже некоторое время учительствовали вместе.
Движение духоборчества возникло в несколько иной среде, чем хлыстовство. У духоборов среди первых приверженцев учения были зачастую вполне зажиточные селяне. Как следствие - духоборы были менее суеверны и не так обременены патриархальными традициями.
Не исключено, что идеи течения начали проповедоваться одновременно в разных местах: в Екатеринославской и в Тамбовской губерниях. Среди первых идеологов духоборческого движения называют нескольких людей, в том числе Силуяна Колесникова.
Дом Силуяна был своеобразным лекторием для жителей окрестных сел. Колесников имел ораторские способности, был грамотным. В его родне верующим по воскресеньям читали книги религиозного содержания - в частности перевод произведения мистика Эккартгаузена «Ключ разумения, или Таинство», в котором (как и в любой мистической литературе) много говорилось о личном понимании и чувстве Бога. Колесников и сам произносил речи в таком же духе. Воскресенья у Силуяна стали настоящими религиозными собраниями зарождающейся секты. После смерти проповедника его учение широко распространили сыновья - Кирилл и Петр. Впоследствии среди духоборов было немало грамотных людей, знакомых с западной религиозной литературой, владеющих иностранными языками.
Другим лидером духоборов стал оптовый торговец шерстью Илларион Побирохин. В свое время он начал проповедовать, что спасение идет не по книге, а по духу и от духа; хранится оно не в Библии, а в некоей «Животной книге», в живой памяти. В поддержание таких идей была разработана теория о том, что Троица нераздельна, а Иисус Христос является божественным разумом, который переселяется из одних верующих в других. Так что Святой Дух был теперь и в самом Побирохине.
Илларион назвал себя Сыном Божьим и окружил себя 12 апостолами-архангелами и 12 «смертоносными ангелами». Первые помогали Побирохину в распространении веры, вторые выполняли административные (в том числе и карательные - против отступников) функции. Дело в том, что Илларион считал себя вправе судить весь мир.
В появлении дюжины «смертоносных ангелов» вокруг лидера секты сразу отразилась одна из важных особенностей нового движения. Духоборство стало своеобразным инструментом в руках зажиточного крестьянства, стремившегося усилить свое социальное влияние в сельском обществе. Религиозные догматы обосновывали право руководителей общины на довольно серьезную эксплуатацию рядовых членов организации. Именно вожди распоряжались общей кассой, среди духоборов существовало четкое разделение на крупных землевладельцев и батраков.
Почитатели Побирохина стали называть его кормильцем «духовной пищей». К учению Силуяна Колесникова «кормилец» добавил ряд представлений анабаптистского характера: отрицание необходимости крещения младенцев, общность имущества, отрицание государственной власти.
Духоборы полагали, что православие - это религия, мертвящая «Дух и истину». «Бог есть дух, - считали духоборы, - Бог есть слово, Бог есть человек… Тело ваше - храм… Дух Божий живет в вас, оживотворяет вас».
Духоборы не почитают Ветхий и Новый Заветы. Для них основная книга - «Книга животная». Сектанты полагают, что она создана духом боровшихся за свою веру духоборов. Помимо вероучения, в книге излагается и история духоборческого движения. Текст приводится в виде стихов-псалмов, записываемых и, главное, заучиваемых с детства. (Важно отметить, что отношение к печатному слову у духоборов вообще скептическое, поэтому и передавали они свои принципы и стихи, в первую очередь, из уст в уста, «от сердца к сердцу».)
Дух, как считают духоборы, давал верующему откровение, которое помогало раскрыть истинный смысл любых религиозных писаний (в том числе и Библии, истинное ее содержание было якобы «сокрыто за добавлениями и искажениями, внесенными сынами Каина»).
Особым уважением пользуется в общинах лидер. Считается, что в него вселяется душа Христа, а затем передается по наследству. Так что постепенно в движении духоборов установилась своеобразная теократическая монархия. Все это давало возможность одной семье сосредоточить в своих руках и материальные ценности, и широкие административные полномочия.
Духоборы не признают миф об Адаме и Еве и считают, что в Адаме падение только проявилось, но оно происходит постоянно, и каждый грешит и спасается сам. Соответственно, борцы за дух не признают искупительную жертву Иисуса. Вообще, по представлениям сектантов, вся история человечества - от Адама до воскресения Христа - повторяется в каждом человеке, в зависимости от того, какое состояние он переживает.
Согласно положениям духоборческой веры, в основе мира лежит борьба духа и плоти, т. е. добра и зла. Пышное отправление культа идет от плоти, поэтому духоборы придерживаются веры по внутреннему убеждению, скромности в культовой практике как наиболее подходящей для веры по духу.
Из положений о духе вытекает и отрицание официальных властей светских и духовных. Духоборы резко выступали против государства и православной церкви. От мира зла и насилия сектанты уходили в свой собственный мир - общину. Они проповедовали общность имущества, равноправие всех людей, духовную свободу, коллективное ведение хозяйства.
Хотя равноправия, а уж тем более безвластия на самом деле в духоборческой среде совсем не наблюдалось. Руководители секты практически обожествлялись, хотя и в меньшей степени, чем у хлыстов - во всяком случае, никаких культовых действий они не совершали. Были и своеобразные пророки - «воистинные люди», «истинные сыны божии, Христы». Они передавали свой сан по наследству.
Как уже было сказано выше, духоборы отрицают иконы, а также кресты, свечи и т. п. Детей не крестят, а читают над ними псалмы.
У духоборов совершались ежедневные богомоления (утром, перед едой, после еды и перед сном), собеседования после молений, похоронный и свадебный обряды. Тамбовские духоборы совершали обряд целования после собрания - мужчины с мужчинами, женщины - с женщинами. Совершать моления на языке духоборов звучало как «кланяться». Кстати, кланялись они друг другу и при встрече, и при расставании.
Молитвенные помещения оборудовались в домах верующих. Один угол украшался полотенцами («утирками»), в комнате стояли скамейки и стол. Торжественные собрания проводились по воскресеньям и праздникам. Старцы читали вслух нараспев псалмы и стишата из «Животной книги», а остальные присутствующие подхватывали последние слова псалмов. Некоторые стихи из книги исполнялись на музыку известных русских народных песен.
От своих единоверцев духоборы требовали соблюдения определенных этических правил (добродетелей): смирения, целомудрия, терпения, поста, братолюбия. Необходимо было также избегать грехов - гордыни, сребролюбия, блуда, гнева, зависти и уныния.
Духоборческая вера в равенство всех людей и отказ подчиняться любым властям, как светским, так и церковным, обеспокоили правительство, и секта подверглась гонениям - сначала при Екатерине Великой, а затем при Павле I.
Наконец, в 1802 г., император Александр I предоставил сектантам земли на реке Молочной в Мелитопольском уезде. Переселение духоборов проводилось на таких условиях: 1) на каждую переселявшуюся душу выделялось 15 десятин земли; 2) духоборы на пять лет освобождались от государственных податей (налогов); 3) для обустройства на новом месте семье выдавалось 100 рублей. Эти льготы вызвали у многих православных жителей желание переселиться на Молочные Воды. Как писал новороссийский губернатор, «многие простолюдины покушились принять ересь духоборцев для того единственно, чтоб воспользоваться дарованными им выгодами». Тогда-то и решили давать льготы (за исключением надела земли) только для тех, «которые были в ссылке и претерпели разорение».
Духоборческие колонии были поручены попечению местного начальства. Новоприбывшим было дозволено именоваться мелитопольскими поселенцами, «дабы тем изгладить в памяти самое имя, возбуждавшее к ним ненависть и обиды». Впоследствии духоборов освободили от присяги.
В связи с увеличением количества жителей им был выделен дополнительный участок земли. В итоге собственные и арендуемые земли духоборов составляли свыше 52 тысяч га.
История сохранила имя еще одного из духоборческих лидеров - Капустина. Он провозгласил общность всех земель и имущества, но при этом оставил право распоряжаться ими за собой. Уже через некоторое время в секте появились богачи, получавшие от Капустина больше, чем другие. Такие духоборы использовали батрацкий труд недухоборческого населения. В их руках оказался и административный общинный орган - «совет тридцати», который в конце концов отменил постановление об обобществлении имущества.
«Совет тридцати» на некоторое время превратился в своеобразный инквизиторский орган в среде духоборов и приговорил немало инакомыслящих к смертной казни. Когда делом занялись российские судебные исполнители, им удалось раскрыть более 20 убийств, совершенных по приказанию совета. Местом исполнения приговоров был остров при впадении реки Молочной в Азовское море.
В 1841 г. вожди духоборов, отец и сын Калмыковы, были заподозрены в подготовке бунта, и общину переселили еще дальше на юго-восток, в Грузию. Лидером секты стала Лукерия Калмыкова.
Самоизоляция духоборов усилилась. Возникла целая область, которую соседи называли Духоборией - своеобразное государство в государстве.
Усилилось и социальное неравенство среди членов духоборческих общин. Вожди секты уже могли создавать крупные капиталистические производства с десятками тысяч рабочих рук, прикрываясь при этом положениями о построении Царства Божьего на земле. В результате нарастающих противоречий секта духоборов раскололась на две партии. Малую партию (с руководителями - крупными собственниками) возглавил Губанов из села Горелого. В нее вошли около двух тысяч человек. В руках малой партии оказалось около 100 тысяч рублей капитала. Большой партией бедняков (11 тысяч человек) руководил Петр Веригин.
По совету Веригина духоборы приняли жизнь коммуной, отказались от алкоголя и табака как вредящих здоровью и духовному развитию вредных привычек и признали вегетарианство и пацифизм из уважения к святости человеческой жизни.
В 1887 г. радикальные члены секты отказались подчиняться закону о воинской повинности, что вызвало новые репрессии. А 29 июня 1895 г. члены партии Веригина совершили еще одну примечательную акцию - они сожгли оружие, которое, как полагали, необходимо только для защиты зла.
Уже вскоре (1898–1899) духоборы из этой партии (примерно 7–8 тысяч человек) эмигрировали в Канаду. При этом им оказал большую помощь очень уважительно относившийся к сектантам Л. Н. Толстой. Недавно в Канаде потомки переселенцев поставили ему памятник. Определенную поддержку получили эмигранты и от общин квакеров, религия которых - отсутствие обрядности, желание получать откровение посредством Духа и особенно отрицательное отношение к армии и оружию - сближала их с российскими духоборами.
В 1903 г. к своим единоверцам в Северной Америке присоединился освобожденный из Сибири Петр Веригин. Первым местом поселения духоборов стала провинция Саскачеван. Вскоре началось и переселение на запад страны.
Сектантам разрешили жить согласно их верованиям. Но вскоре власти потребовали от них принести клятву преданности английской королеве. Когда многие отказались подчиниться, канадские власти экспроприировали без какой-либо компенсации 260 тысяч акров земли, ставшей пригодной к возделыванию в результате коллективной обработки. В 1908–1911 гг. 6 тысяч духоборов последовали в Британскую Колумбию, где они основали христианскую общину Всемирного братства.
Общинники отличались трудолюбием и хозяйственностью. Доходы коммуны позволяли удовлетворять общественные, материальные, культурные и духовные нужды ее членов, общинная собственность оценивалась в несколько миллионов долларов. Однако в секте произошел раскол после загадочной гибели на железной дороге Петра Веригина в 1924 г.
Самая радикальная фракция духоборов, «Сыны свободы», насчитывает около 3 тысячи членов. Члены этой общины отказываются посылать своих детей в школы и неоднократно демонстрировали свое неприятие современной жизни.
Основную же массу духоборов возглавил Петр Веригин-младший. В 1939 г., после его смерти, духоборы избирают своим духовным лидером его сына - еще одного Петра Петровича Веригина, но он вскоре умирает в России (он был арестован советскими властями по неизвестным причинам). Его дело подхватил 18-летний сын Джон Веригин. Во время Второй мировой войны он отстаивал пацифистский статус духоборов, затем восстанавливал право на владение бывшими землями коммуны и боролся против внутренних фанатиков. В 1960 г. Джон Веригин был провозглашен почетным главой движения.
В коммуне продолжают хранить некоторые славянские традиции - вроде подношения хлеба с солью, чтить «Животную книгу», действует свой танцевальный ансамбль, капелла, издается журнал.
Духоборы стараются стать неотъемлемой частью канадского многонационального общества, они также прилагают усилия, чтобы улучшить отношения между Канадой и Россией. За усилия в этой сфере Джон Веригин был награжден орденом Канады, орденом Британской Колумбии и советским орденом Дружбы народов.
В 1960 г., после 32 лет разлуки, Джон Веригин воссоединился со своей матерью Анной Марковой, освобожденной из сибирского трудового лагеря.
В 1995 г. духоборы отметили столетие со дня сожжения оружия своими предками в России. В конце мая 1999 г. они праздновали столетие со дня прибытия в Канаду.
Многие духоборы в России впоследствии перешли в баптизм, молоканство или православие. Оставшиеся некоторое время представляли собой старообрядческое течение в духоборстве, пытаясь сохранить древние правила и традиции.
В советское время духоборов не жаловали. Особенно пострадали сектанты в годы коллективизации и раскулачивания - многие из них автоматически были занесены в кулаки, хотя действительно хозяйства у духоборов были довольно крепкие. Более того, многие из них в Закавказье очень активно сопротивлялись созданию колхозов.
В том числе пострадали и те духоборы, которые сами после установления Советской власти попросили у Совнаркома разрешение вернуться из Канады на родину.
После распада Союза в России был создан Совет объединения духоборцев России, во главе которого стоит А. М. Кинякин. Совет утверждает, что в мире насчитывается около 100 тысяч духоборцев.
На территории СНГ в конце прошлого века общины духоборов сохранились в Азербайджане, на Северном Кавказе, в Тамбовской и Ростовской областях России, на Дальнем Востоке и в Украине.
Раздел очень прост в использовании. В предложенное поле достаточно ввести нужное слово, и мы вам выдадим список его значений. Хочется отметить, что наш сайт предоставляет данные из разных источников – энциклопедического, толкового, словообразовательного словарей. Также здесь можно познакомиться с примерами употребления введенного вами слова.
духоборы
духоборов, ед. духобор, духобора, м. Религиозная секта отвергающая внешнюю обрядность православной церкви.
духоборы
мн. Представители одного из течений старорусского сектантства, отрицающего внешнюю обрядность православной церкви.
духоборы
ДУХОБОРЫ (духоборцы) секта духовных христиан; возникла в России во 2-й пол. 18 в. Отвергает православные обряды и таинства, священников, монашество. Обожествляет руководителей своих общин. За неподчинение властям и отказ от военной службы преследовались царским правительством. В кон. 19 в. переселились в Канаду. Сохраняют язык и основные традиции.
Духоборы
(«борцы за дух»), сектанты крайнего протестантского толка. Движение зародилось во 2-й половине 18 в. среди крестьян Воронежской, Тамбовской, Екатеринославской губернии и в Слободской Украине, где было распространено хлыстовство и куда, возможно, проникало учение одной из протестантских сект ≈ квакеров. Д. полагали, что в мире извечно происходит борьба духовного (последователи Авеля) с плотским (последователи Каина). К последним относятся власти, неправедные судьи, богачи. Д. считали себя последователями Авеля, истинными людьми и избранным народом, который призван созидать мир на земле, осуществить братство в духе божьей правды. Руководитель Д., по их мнению, и есть Христос во плоти, сам избирающий себе преемника. При нём совет старейшин. Никаких обрядов Д. не признают, за исключением бракосочетания. У Д. существует много специальных псалмов, исполняемых на молитвенных собраниях.
В 1804, желая заселить южные окраины России, Александр I разрешил Д. поселиться на р. Молочная Мелитопольского уезда Таврической губернии. В 1841 они были переселены в Закавказье (Ахалкалакский уезд ≈ так называемые Мокрые горы). К этому времени среди Д. обозначился раскол, завершившийся в 80-е гг. созданием большой и малой (зажиточной) партии. Последняя не выступала с социальным протестом, требовала карать тех, кто преступает волю царя. В 1898≈1900 часть Д. была выселена в Канаду, где их общины продолжают существовать.
Лит.: Новицкий О., Духоборцы. Их история и вероучение, 2 изд., К., 1882; Бонч-Бруевич В. Д., Сектантство и старообрядчество в 1-й пол. XIX в., Избр. соч., т. 1, М., 1959; Клибанов А. И., История религиозного сектантства в России (60-е годы XIX в. ≈ 1917 г.), М., 1965.
А. И. Рогов.
Духоборы
Духобо́ры (духобо́рцы ) - особая этноконфессиональная группа русских . Исторически русская религиозная группа, приверженцами Русской православной церкви и некоторыми социологами часто квалифицирующаяся как конфессия христианского направления, отвергающая внешнюю обрядность церкви. Идейно близка к английским квакерам. Одно из ряда учений, получивших общее название «духовных христиан» .
У истоков духоборства стоял Силуан Колесников, живший в селе Никольское Екатеринославской губернии в 1755 - 1775 гг. Духоборство распространилось по многим губерниям и подверглось преследованиям со стороны православных духовных властей и полиции.
Впрочем, и это было свидетельством некого особого отношения к сектантам, хотя советская власть должна была относиться к ним в худшем случае снисходительно, поскольку духоборы , вывезенные Львом Толстым в Канаду, поклялись вернуться в Россию, когда не будет царя.
И тогда я переключился на голышей, над которыми духоборы смеялись и с удовольствием рассказывали об их дурной, не праведной жизни.
Хлысты и прочие духоборы в обилии населяли столицы России: Петербург и Москву.
