Первый сборник поэта под названием “Стихи” на чувашском языке увидел свет в 1928 году.Творческое наследие поэта невелико: около 60 стихотворений и набросков, отрывки романа “Беглец”,часть драмы “Убик”, записки из дневника и более ста писем. Полными оптимизма, устремленными в будущее родного народа являются стихотворения “Чувашский язык”, “Сыну чувашскому”, “Чувашке”, “Пашня Нового дня”, “Стальная вера”, “К морю”.
Биография СЕСПЕЛЬ, Çеçпĕл Мишши (настаящие ф.и.о. Кузьмин Михаил Кузьмич) родился г. в д. Шугурово ныне д. Сеспель Канашского р-на. Сеспель поэт-реформатор, драматург, прозаик, государственный и общественный деятель. Учился в Шихазанской второклассной школе (), Тетюшской учительской семинарии (). Работал в Тетюшской судебно-следственной комиссии (191920), был предводителем Ревтрибунала и зав. отдела юстиции ЧАО (1920). По ложному обвинению был арестован (), 7 февраля 1921 г. освобожден на поруки товарищей. Из-за ухудшения здоровья Сеспель выехал на лечение в Евпаторию (), поступил в Киевскую художественную школу, призывался в Красную Армию. После комиссования из-за обострения костного туберкулеза проживал у своего украинского друга Ф.Пакрышня, работал в Остерском уезде земельном отделении 15 июня Сеспель покончил жизнь самоубийством. Останки Сеспеля впоследствии перенесены в центральный парк г. Остера (), где ему воздвигнут памятник-обелиск.
Тетюшский период В тетюшский период он активно усваивает традиции русской поэзии, пишет стихи в нормах чувашской народной эстетики. БУДУЩЕЕ После темной бури день погожий, ясный Улыбнется,полный и красы, и ласки. Серебром сверкая, словно дом прекрасный. Мир весь обновится, озарясь, как в сказке. Кровь погибших братьев, отданная воле, Станет алым цветом там, на поле брани. Вечно серебриться будут росы в поле Пролитых за счастье вечно слез сиянье. Бедность и богатство, межи лихолетья Прочь уйдут из жизни, обновленной волей. Равенству и братству, и любви на свете Нежно в каждом сердце пламенеть все боле.
ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ Белой стаей облака летят. Сиротлива степь. Уныл закат. Буйный ветер долу травы гнет, Затмевая пылью небосвод. Есть курган в степи бескрайней той Весь порос крапивой он густой. Павший в битве славный человек В горький час остался в нем навек. Сын труда, он ради новых дней Бился, крови не жалел своей. Ради бедных выйдя в смертный бой, Он расстался с жизнью молодой. Он погиб, но не упал во прах Коммунизма кумачовый стяг. Спи, родной, твой быстрый век угас, Рано, рано ты ушел от нас. Будь легка земля тебе, герой, Вечный мир тебе в земле сырой! Брат, хоть смерть твоя была больна, Не закрыла глаз тебе жена,
В скорбный путь не провожала мать, Над тобой никто не смел рыдать. Здесь, в курган, далеко от семьи, Был чужими спущен ты людьми. Подымись, очнись от сна, дружок, В землю безо времени ты лег: Молодайка ждет тебя домой, А сынок твердит: Где папа мой? Эх, родимый, кто же в дни забот Молодую жизнь тебе вернет? Бороздой ты больше не пойдешь И, как встарь, над ней не запоешь. Не увидишь синей высоты, Жаворонка не услышишь ты. А когда все выйдут жать хлеба, Не возьмет рука твоя серпа... Ночь проходит, утро все светлей. Вечно сиротлива ширь степей. Ветер гнет крапиву над бойцом Тужит, плачет, не забыл о нем. 1920г
К Чебоксарам бежит, И синя, и сильна, И помалу вскипает волна. Широка и вольна, Все кого-то зовет Волю вольную кличет она. Обездоленный люд Встать, сплотиться зовет, Взять в полон богатеев-господ! Было жить невтерпеж, Драться весело все ж, Гей, проложим дорогу вперед! Гей, Самара, Казань, Что там ниже? Ты глянь: Собирается все холостежь Против бар да купцов! ВОЛЖСКАЯ ПЕСНЯ Волю вынь да положь Удальцов-молодцов не сочтешь! Эй, какого рожна? Им и смерть не страшна, Буйной силою всяк обуян! Никому их не смять, Все пожару под стать! Атаман у них Разин Степан! Слыша клич боевой, Стал чуваш сам не свой: К воле с ними дорога одна! Он к Степану пристал, Крепко бьется, удал, Сердцу вольницы воля больна г.
Чебоксарский период В чебоксарский период поэт освоил поэтику многих жанров литературы, разработал теоретические вопросы поэзии, экспериментировал в стиле различных литературных школ, удачно использовал символику христиан. мифов. ЧУВАШСКИЙ ЯЗЫК Мир очищен от старья огнем свободы, И взаправду стал он белым, белый свет. С тьмой исчезли униженья и невзгоды, Ты, чувашский наш язык, увидел свет! Сквозь века нужды и горя пробивался, Сколько вынес ты глумлений с давних пор! Все-то выдержал и сильным ты остался, теперь ты чист, как пламя, и остер. Если цепи, если горе не сломило, Значит, будешь и в грядущем ты таков, Значит, будут острота твоя и сила В нем не меньше, чем у прочих языков. Светлой радостью воздастся за печали.
Ты прекрасен, как прекрасен отчий край. Ты подобен раскаленной будешь стали Коль понадобится, молнией карай! Вдоль по Волге, по лугам, полям зеленым Имя славное свое ты пронесешь, Разольешься золотым гуслярным звоном. То луной, то ясным солнышком взойдешь. Сложишь песни ты про волжский ветер ярый И про нежный шепот волн у пристаней, Колыбель твою восславишь Чебоксары И свободу милой родины моей. Тот, кто верит в твой удел, кто это пишет, Одиноко будет спать в земле и он Не увидит твоей славы, не услышит, И погост его не будет сохранен, Но над ним язык чувашский наш достойный Песней воли сохранится на века. И тогда он, мертвый, будет спать спокойно, Будет мать сыра земля ему легка г
ЧУВАШСКОМУ ЮНОШЕ Ты дай мне знать, земля родная, Когда твой сын в заветный миг Придет на свет, чтоб, обновляя, Наполнить мощью твой язык. О юноша с могучей речью, Где б ни был ты, подай нам весть. Мы ждем, идем к тебе навстречу, Явись, приди! Ты есть, ты есть! Чтоб красотой наполнить новой Родную речь, приди скорей! Пусть сердца пламенного слово, Пылая, жжет сердца людей! Века твое запомнят имя! От Чебоксар во все края В Цивильск, в Чикме звеня над ними, Пусть песня пролетит твоя! Ты, мастер языка, своею Душою зов услышишь наш. Я верю. Я мечту лелею: Придешь ты в мир, придешь, чуваш! 1920 г.
Кто рождался, чтоб терзаться В скудости на свете, Больше всех перебиваться, Бед, напастей встретить? Кто свою удачу где-то Обронил как будто, Спокон веку без просвета Жил, как в рабьих путах? Чье житье бедой великой Было, долей тяжкой? Кто всех больше горе мыкал, Если не чувашка? От рождения, пожалуй, Рабство было с нею: Мать с отцом цепляли смалу Ей суму на шею. Мотыльки весной беспечно, Весело порхали, Радовались солнцу вечно, Травке, синей дали. Ну, а ты в нужде всегдашней Радости не знала: Зная лишь очаг домашний, Век свой вековала. С помелом да кочергою Ты по гроб спозналась, Выйти к свету, стать другою Даже не пыталась. К свету? А про волос долгий Да про ум короткий Не тебе ль пустые толки Быть внушали кроткой? Двор мести была б сноровка, Дом вести умело, Ублюдать овцу с коровкой Вот всего и дела! Так, помалу уходила Силушка, спадала, Убывала и могила Тело принимала... Только ветер выл болезный, Плача сиротливо ЧУВАШКЕ
О прошедшей бесполезно Жизни терпеливой. Шло в беде, в сплошной обиде Все житье бедняжки... Пусть вовек мы не увидим Слез души чувашки! Нынче поднял и чувашин Голову: Я тоже Человек! Приволье пашен Полюбил он, ожил. Ах, чувашка, пусть былое Скроется ненастье, Пусть позор тебя не кроет, Пусть обнимет счастье! Стала равной ты со всеми, Заживешь ты важно Только не сиди все время Ты в дыму очажном! Вечно гнулась ты, довольно! Быть рабой стыдоба! Стройте зданье жизни вольной Разом все, бок о бок! И учите вы ребяток, Не жалея силы, Чтоб они любили свято Край чувашский милый, Чтоб за речь родную были Постоять готовы, Чтоб, как встарь, их не язвили Смехом бестолковым! Не сидите ж по запечьям, В светлый мир вступайте! Скотской душу человечью Вы не почитайте! 1920 г.
Крымский период Вершиной творчества Сеспеля является цикл стихов крымского периода, в котором он добился полной гармонии индивидуального и коллективного сознания, разгадал тайну художественного слова. ТЯЖЕЛЫЕ ДУМЫ Из Чебоксар я вышел в путь недолгий И поднялся на крутояр над Волгой. Передо мной была страна родная Я встал, ее душою обнимая. Я слушал шум, летящий над рекою, И мнилось: этим душу успокою. Но где ее утихомирить шумом, Когда отбоя нет тяжелым думам! Доныне верил, милый край, в тебя я И чуял: слава ждет тебя большая. Доныне был надеждами я счастлив, А нынче что-то все они погасли. Пронизывает душу ветер стылый, В остывшем сердце замирают силы.
Приди, поэт чувашский, поскорее! В душе моей звучало, не слабея. Он явится! мечтал я горделиво, И наш язык заблещет всем на диво! Свой путь найдет поэзия родная И книгу назовут богатством края!.. Годами длилось ожиданье это, Но нет, не слышно голоса поэта! Доныне был надеждами я счастлив, А нынче что-то все они погасли. Пронизывает душу ветер стылый И в скорбном сердце замирают силы. Неужто, край мой, ты вконец измучен? Неужто наш язык иссяк могучий? Неужто с языков других расцветом Чувашский наш язык уйдет со света? Неужто белый свет широкий ныне Чуваш с деревнею своей покинет? О, если так, жги сердце, пламя злое, Пока не сделаешь его золою! Пусть ветры по полю золу развеют И душу смерть сразит косой своею! Пусть в бурю дед, мои собравши кости, На старом погребет меня погосте! Над ним пусть ветры вечно воют в гневе. Раскачивая старые деревья! Крапива пусть могилу всю усеет, Пусть в головах шипят всечасно змеи! Настанет час, пора придет: Начнется новый век, И перестанет средь невзгод Лить слезы человек, И солнце новых дней взойдет, Сиянием слепя...
О старики, чей век година бед, Година горя и тоски, Вы ль позабыли, как родной Язык ваш был гоним с давнишних лёт? О том, что стало стариной, А ну-ка, вспомяните, старики! Чуваш в далекие те дни Ходил, поникший искони. Его пугали даже пни. Что? Слово молвить? Ни-ни-ни! Давили наш язык в те дни... О старики, Умом крепки, Вы расскажите всюду молодым, Как туго приходилось вам. Любовь свою вы завещайте им К прекрасным дедовским словам. О старики, мы всей душою вас Благодарим за то, что гнет Вас не сломил, за то, что вновь живет, Воскрес язык чувашский в добрый час! Наш край чувашский с высоты небес Сияньем дивным озарен: Язык земли родной воскрес И мощною красою блещет он! Он стал теперь, как никогда, богат! Воскрес язык наш, чуваши! Давайте же от всей души: Воистину воскрес! воскликнем в лад А вы, чей жар все горячей, Девчата, парни наших дней, Вы не забыли ль ввечеру, Затеяв хоровод, игру, Слагая песни, величать, Любить язык родного края, Который ожил, стал звучать, Красою солнечной сверкая? Кто молод, нынче стань крылат: Воскрес, воскрес язык наш, чуваши! Давайте же от всей души: ВОИСТИНУ ВОСКРЕС
Воистину воскрес! воскликнем в лад. И вы, леса земли моей, Луга в цветах, которых нет милей, Давайте с нами заодно Язык чувашский славить, наш язык: Ты настрадался в прошлом, наш родной, Так будь могуч навеки и велик! Пускай леса дремучие шумят: Воскрес, воскрес язык наш, чуваши! Поля, звените, суходол, шурши: Воистину воскрес! И каждый рад: Он стал теперь, как никогда, богат! Воскрес, воскрес язык наш, чуваши! Давайте же от всей души: Воистину воскрес! воскликнем в лад г.
Украинский период В украинский период Сеспель отошел от им же утвержденной в чувашской поэзии силлабо-тонической метрики. Стал писать свободолюбивые стихи. В этот период в поэтику Сеспеля входят душераздирающие художественные образы, поэт пытается выдавить из себя душу лирика. Своей поэзией последнего периода Сеспель закладывает основы чувашского имажинизма, наиболее близкого к правому течению данной литературной школы в русской поэзии (С.Есенин и др.).
ОТНЫНЕ (Последние капли крови) Слово теплое, обледенев, Камнем в горле застряло отныне. Нет над лесом зарниц и в помине – Смерть над миром разинула зев. Край родной повели босиком На Голгофу, на гору страданий. Чебоксары, ваш пот стародавний, Пот кровавый, он в сердце моем. Что держу я в руке назови! Рву на части, кромсаю что это? Что за месиво? Сердце поэта! Это Сеспеля сердце в крови! Псом ободранным нюхать пойду Горклый кус у чужого забора, Буду выть, вспоминая свой город, В стужу, в слякоть. И так упаду, Так умру я, иссохшим нутром Стон исторгнув могильный в унынье. Ах, отныне, отныне, отныне Тяжкий жернов на сердце моем...
ГОЛОДНЫЙ ПСАЛОМ Костлявыми руками старый мир Возвел на крест, распял страну родную; Сухими, острыми зубами голод Несчастную грызет, грызет, грызет... Полны страданий избы. Душно тут, И пахнет потом. Села толпы нищих. Поля больны, черны, как пепелища. От засухи они без вспашки мрут. Вздыхает, стонет Волга день и ночь, Вся желтая, вся в мусоре и рвани. И не сдержала бедная рыдания: Ей видеть боль родной земли невмочь. Костлявый голод сердце края сжал, Цветок надежды смят обледененьем, В сердцах заглохла песня возрожденья: Лишь началась и голод оборвал. О солнце! В дни, когда цвела весна, Ласкали душу звуки песни новой.... Но край мой гибнет... умирает слово... Кому ты, песнь моя, кому нужна?!
О Сеспеле в 1970 Киевской киностудией им. А.П.Довженко снят одноименный фильм, о его жизни и творчествеве. Ю.О.Збанацким написан роман "Сеспель". Его именем названа улица в Чебоксарах, здесь же установлен памятник. В родной деревне открыт музей.
В памяти нашей живет поэт с красивым именем первоцвета, развернувшего свои лепестки среди снега и льда. «Сеспель» в переводе с чувашского - «подснежник, фиалка». Между датами его жизни и смерти - 16 ноября 1899 года - 16 июня 1922 года - только 22 года. Но сколько всего они вместили!
Родился и рос Сеспель в деревне Шугурово (Казаккасы) Цивильского уезда Казанской губернии (ныне д. Сеспель Канашского района Чувашской Республики). Грамоту и счет освоил под руководством отца и сразу же был принят во второклассную школу в соседнем селе Шихазаны. Мировосприятие Мишши складывалось под влиянием дедушки-мучавура (жреца), которого еще в 1842 году судили за приверженность к этнорелигии. До конца своей жизни передавал он свои знания внуку.
С детства страдал Михаил неизлечимой болезнью - туберкулезом костей. Его трудное, нищенское детство описано в воспоминаниях младшего брата Сеспеля - Гурия Кузьмина. Но Сеспель считал детские годы самым светлым периодом своей жизни, ведь позже ему выпало много мучений. Когда отца заключили за пьяную драку в тюрьму, учебу он не бросил. Отроком Михаил побывал на фронте первой мировой войны в далекой Белоруссии, в 1916 году вернулся домой и с отличными знаниями завершил учение в Шихазанской учительской школе.
Более или менее сосредоточенно заняться литературным творчеством Сеспелю удалось, пожалуй, только в Евпатории, если не считать работу в переводческой комиссии в течение нескольких недель. Но его переводы, к сожалению, не сохранились, роман тоже исчез. Осталась небольшая часть разбросанного наследия. Но и то, что опубликовано, позволяет гордиться Сеспелем. Его по праву можно назвать мастером, закрывшим ворота за чувашской поэзией XIX века и открывшим их в XX столетие. Отрезки творческой жизни поэта хронологически связаны с местом его проживания. Это тетюшский период (1917-1920), чебоксарский (1920- 1921), крымский (1921) и киево-остерский (1921-1922). Всего пять лет, вобравших в себя смутную эпоху революционного времени. Придя в мир слякотной осенью, Сеспель ушел из него цветущим летом. И в этом тоже есть некий знак его судьбы - трагической, сломленной обстоятельствами, но по-своему прекрасной.
В сентябре 1917 года Сеспель стал слушателем Тетюшской учительской семинарии. Он выпускает стенную газету и журнал «Звезда», публикуется в тетюшских и казанских газетах. Примечательно, что стихи «Жизнь и смерть», «Волжская песня», «Век минувший», «Грядущее», прочитанные поэтом в Казани перед комсомольцами и красноармейцами, позже зазвучали в песнях, как народные. Юношеские стихи Сеспеля не раз привлекали внимание и профессиональных композиторов, создававших на их основе песни и оратории.
Революционные бури старинного волжского города, бывшего местом ссылки неблагонадежных, вовлекли Сеспеля в партию, в комсомольскую работу, и вскоре он стал чекистом, следователем судебных органов уезда. «Годами борьбы и любви» назвал этот период жизни поэта близкий друг и соратник Павел Бекшанский.
Сеспель стремился к знаниям и просвещению, открыл народные библиотеки в Тетюшах, в деревне Пролей-Каши и в других населенных пунктах. Неизвестно, как бы сложилась его жизнь, если бы бог наградил семейным счастьем с учительницей Зинаидой Сусмет или с библиотекарем Анастасией Червяковой. Ведь его любили. И он любил.
Сохранилось 99 писем Михаила к Анастасии. Они полны горестных раздумий. А.Червякова замужем, хотя муж давно болен и они не живут вместе. Однако Анастасия не смеет нарушить брачный обет, данный на алтаре перед богом. А вскоре она уезжает в Сибирь к умирающему мужу Николаю и, похоронив его, возвращается на постоянное место жительства в Симбирск...
В 1920 году Сеспель переезжает из Татарстана в Чебоксары. Только что создана Чувашская автономная область, и его назначают Председателем революционного трибунала.
«Во время работы в учреждении не имею возможности раздеться - нет рубашки, а которая на теле, вся истлела. Спим с братом на голых досках, поедаемые клопами. Хожу в рваной одежде, а если это может явиться причиной того или иного отношения ко мне окружающих? Ужасно! - записал он в дневнике (10 ноября 1920). - Хочу работать с удвоенной энергией. Хочу жить!» (11 ноября 1920). «Членом исполкома своей области, председателем Революционного Трибунала, деятелем пролетарской юстиции вступаю в 22-й год своей жизни. Карьеризма, беспечности нет в моей натуре. Надеюсь - никогда не замарать звания коммуниста, но пожелаю себе, вступая в 22-й год, больше смелости в жизни» (18 ноября 1920).
К кому же обращается в такие минуты поэт? Вот названия стихов этого периода - «Сыну чувашскому», «Чувашской женщине», «Чувашский язык». И тут же - «Тяжелые думы», «Как умру», «Памяти чувашского поэта Агаха», «Воистину воскрес!», «Или! Или! Лима савахвани!..» и, наконец, последний выдох - «Пригвоздили мой отчий край» - таков итог проживания в Чебоксарах.
В декабре 1920 года Сеспеля арестовали по доносу. Благодаря заступничеству старших товарищей Даниила Эльменя, Александра Лбова, Сергея Коричева и верных друзей-ровесников его освобождают из-под стражи, и поэт отправляется через Нижний Новгород в Крым, в Евпаторию, на лечение - к морю, к солнцу. К новым друзьям!
Сколько он написал картин и стихов в этот - двухмесячный! - срок? Не знаем. Но присланные его друзьями и знакомыми из Волчьей Горы, Киева, Остера, Питера и других мест картины и рукописи свидетельствуют, что в иные дни из-под его пера и кисти выходило несколько шедевров! Лето, проведенное Сеспелем в 1921 году на лечении у моря, оказалось поистине плодотворным. Благодатная природа, покой, беседы с друзьями-единомышленниками об искусстве, культуре и политике способствовали небывалому творческому подъему.
Из стихов крымского периода сохранились всего восемь - «Гаснет день», «Тяжесть ночи дурной», «Чуваш! Чуваш!», «Пашня Нового Дня», «К морю», «Далеко в поле желтый зной...», «Стальная вера» и «Прости, прощай».
Вдохновленный после отдыха и лечения, Сеспель по рекомендации известного чувашского художника А.Кокеля 1 сентября 1921 года поступает в Киевскую художественную школу. Но уездный военный комиссариат мобилизует его в армию и отправляет в телефонно-телеграфный полк. Лишь ранение и болезнь выводят его из солдатского строя... Не находя ответа с родной стороны и не желая вернуться в постылые Чебоксары, голодный Сеспель пешком отправляется на Черниговщину, в Остерский уезд, к такому же больному, но несгибаемому другу Федору Пакрышню, вместе с которым лечился у моря.
Радости эта весна ему не принесла - все три месяца была изнурительная работа в Остерском уездном земельном отделе и в комитете помощи голодающим Поволжья. Конечно, поэт знал, что лучшие времена далеки, а судьба к нему беспощадна. Друзья и соратники вряд ли подозревали о глубине душевных и физических мук Сеспеля. Свои страдания он доверял лишь бумаге (а дневник Сеспель вел аккуратно). К несчастью, дошедшие до Чебоксар тетради пропали бесследно.
В это тяжелое для поэта время Павел Бекшанский был на Украине, недалеко от Сеспеля. Они перекинулись письмами. Но Сеспель не просил помощи, и Бекшанский ни о чем плохом не думал. Перед последней прогулкой в знакомом тихом саду Сеспель заглянул к сослуживцам Рубисам. Но Наталии Николаевны дома не оказалось. Верные друзья Федор Пакрышень и Кирилл Турган тоже не смогли бы отвести надвигаюшуюся беду.
Умер Сеспель 16 июня 1922 года. Федор Пакрышень по древнему болгарскому обычаю поставил на могиле дубовый столб (юба). Приднестровская горка стала мавзолеем чувашского сына. И поныне ее называют Сеспеле-вой, хотя 5 ноября 1954 года останки поэта были перезахоронены в центре города Остер, у Дворца культуры.
Слова Ф.Н.Пакрышня («Оця едина могила Великого поэта схо-вала...») на обелиске недавно дополнили стихами самого Сеспеля:
Неукротимый, неистовый Сеспель нашел покой в далеком, но по-братски душевном краю.
Первый сборник поэта «Стихи» на чувашском языке издан в 1928 году (редактор Н.Т.Васянка) с портретом Ф.Пакрышня, приславшего материалы о поэте - не было еще фотоснимка Сеспеля ни в Союзе чувашских писателей, ни в книжном издательстве.
Произведений М.К.Сеспеля на русском языке издано немного. В переводах П.Хузангая, Н.Евстафьева, В.Алатырцева, А.Ойслендера в 1949 году вышла книга «Стальная вера». Этот сборник с небольшими поправками переиздан в Москве (1957 год). Под тем же названием в 1979 году в Чебоксарах появилась новая книга стихов в переводе П.Панченко. В газетах и журналах были напечатаны удачные переводы чувашских поэтов А.Дмитриева, А.Смолина, А.Прокопьева, русских переводчиков Э.Левонтина, В.Сикорского и др. Хорошим подспорьем для любителей творчества поэта стал библиографический указатель «Михаил Сеспель» (в 2-х частях - за 1989 и 2000 гг.), подготовленный Чувашской национальной библиотекой.
Творческое наследие поэта невелико: около 60 стихотворений и набросков, отрывки романа «Беглец», часть драмы «Убик», записки из дневника и более ста писем. Пытливый ум позволил Сеспелю сказать свое реформаторское слово и в споре о чувашском стихосложении и правилах ударения. До него почти все педагоги, а затем и видные поэты Н.В.Шубоссинни и Г.И.Кели вели спор о тонике и силлабо-тонике. Возможны ли после многих лет развития народной поэзии какие-либо новации в традиционном стихосложении? «Трехударный семисложник - вот основа нашего ритма», - говорили сторонники поэм «Арзюри» М.Федорова и «Нарспи» К.Иванова. Сеспель настойчиво утверждал силлабо-тонику как при-родно свойственную чувашскому языку и безупречно изложил правила ударения, которые до этого витали между бытовавшим среди низовых чуваш «французским» ударением (на последнем слоге любого слова) и употреблявшимся виръялами (верховыми чувашами) разнопозиционным ударением.
Поэтический дар Сеспеля проявился не только в лирических стихах. Будучи на высоких постах, Сеспель написал программные стихотворения «Чувашский язык», «Сыну чувашскому», «Чувашке».
Светлыми, переливающимися красками отличаются сочинения крымского периода: «Пашня Нового дня», «Далеко в поле желтый зной», «К морю». Поэт обращается к бунтарской, мятежной силе природы. Его лирический герой - активный творец, ярый участник событий, под стать самому поэту.
«К морю» - монолог-обращение к Вселенной, глубокое почитание силы Обновления и Очищения. В последнем, седьмом, обращении не случайно слово - к Новому Миру, Новому Дню.
Знакомство с чувашским художником А.А.Кокелем и улучшившееся здоровье подняли настроение юноши, и он с твердым убеждением отчеканил стихотворение «Стальная вера». Но вести о голоде в Поволжье и увиденные в армейских складах безобразия скоро разбередили душу, пришли горькие строки «Голодного псалма», «Последнего ломтя» и стихотворения «Мост перекиньте».
Наблюдая забитость, сонливость соплеменников, обеспокоенный поэт призывал покончить с унижением, грязью и покорностью. Сеспель звал к торжеству гражданской и социальной справедливости. В нем стучит миллион сердец. «Я не один. Я сам - мильон, мильона чувашей певец. Мильоном стих мой повторен!» («Далеко в поле желтый зной...»)
Сесепель - поэт и художник, воин и государственный деятель, трибун-революционер. Яркая, неподкупная личность. Были годы, когда его называли националистом и многие не решались заступиться ни за него самого, ни за его рукописи. Но его талант намного опередил свое время.
Образ М.К. Сеспеля запечатлен в романе «Сеспель» украинского писателя, Героя Советского Союза Юрия Збанацкого, в дилогии Петра Чичканова «Пламенное сердце», художественном фильме, снятом на студии им. А. Довженко и во многих других произведениях нашей литературы и живописи. Изданы воспоминания Г.К.Кузьмина, П.И.Бекшанского, Н.Н.Рубис и др. В Чувашии с 1967 года присуждается ежегодная премия имени Сеспеля, есть фонд поэта. Его именем названы семь улиц в городах и районах Чувашии, сельхозкооператив в Канашском районе, а в Остере - кинотеатр и средняя школа №1. Широко отмечалось 100-летие со дня рождения поэта. Юбилейные торжества прошли не только в Чувашии, но и в Киеве, Чернигове, Остере, Днепропетровске и Кривом Роге. На родине Сеспеля, в его деревне (ей тоже присвоено имя поэта) открыт музейный комплекс, у школы, где он учился, установлен памятник. «Сюда, - проникновенно сказал Президент Чувашской Республики Н.Федоров, - всегда будут устремлены и жители республики, и ее гости, и стар, и млад - для того, чтобы почерпнуть для своей души из этого родника не только литературных знаний, но и общей культуры, гражданственности, человеческого мужества».
Сочинения М.К.Сеспеля изданы солидными тиражами на чувашском, русском, украинском и других языках. Книга одного стихотворения «Пашня нового дня» (1969, 1999) звучит более чем на 55 языках мира.
Сеспель снова в боевом строю.
, Черниговская губерния , УССР . Ныне Козелецкий район , Черниговская область
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)Ми́шши Се́спель (Михаил Сеспель) (чуваш. Çеçпĕл Мишши , официальное имя до сентября 1921 года Михаи́л Кузьми́ч Кузьми́н ; 16 ноября , дер. Казаккасы , Казанская губерния - 15 июня , село Старогородка , Черниговской губернии УССР ) - чувашский поэт и общественный деятель.
Покончил жизнь самоубийством 15 июня 1922 года в городе Остёр на Украине . 5 ноября 1954 прах Сеспеля был перезахоронён в парке г. Остёр, где ему установлен надгробный памятник. 50°57′18″ с. ш. 30°52′30″ в. д. / 50.9551017° с. ш. 30.8748651° в. д. / 50.9551017; 30.8748651 (G) (Я)
Первые стихи на чувашском и русском языках Мишши Сеспель начал публиковать в 1919 году в газетах «Знамя революции», «Тетюшские известия», «Канаш». Сборник стихов «Хурçă шанчăк» (Стальная вера) впервые увидел свет в 1927 году .
Известные книги:
Стихи поэта переведены на 56 языков.
О жизни и творчестве Михаила Сеспеля Г. О. Збанацким написан роман «Сеспель» .
В балагане, в который поступил Пьер и в котором он пробыл четыре недели, было двадцать три человека пленных солдат, три офицера и два чиновника.
Все они потом как в тумане представлялись Пьеру, но Платон Каратаев остался навсегда в душе Пьера самым сильным и дорогим воспоминанием и олицетворением всего русского, доброго и круглого. Когда на другой день, на рассвете, Пьер увидал своего соседа, первое впечатление чего то круглого подтвердилось вполне: вся фигура Платона в его подпоясанной веревкою французской шинели, в фуражке и лаптях, была круглая, голова была совершенно круглая, спина, грудь, плечи, даже руки, которые он носил, как бы всегда собираясь обнять что то, были круглые; приятная улыбка и большие карие нежные глаза были круглые.
Платону Каратаеву должно было быть за пятьдесят лет, судя по его рассказам о походах, в которых он участвовал давнишним солдатом. Он сам не знал и никак не мог определить, сколько ему было лет; но зубы его, ярко белые и крепкие, которые все выкатывались своими двумя полукругами, когда он смеялся (что он часто делал), были все хороши и целы; ни одного седого волоса не было в его бороде и волосах, и все тело его имело вид гибкости и в особенности твердости и сносливости.
Лицо его, несмотря на мелкие круглые морщинки, имело выражение невинности и юности; голос у него был приятный и певучий. Но главная особенность его речи состояла в непосредственности и спорости. Он, видимо, никогда не думал о том, что он сказал и что он скажет; и от этого в быстроте и верности его интонаций была особенная неотразимая убедительность.
Физические силы его и поворотливость были таковы первое время плена, что, казалось, он не понимал, что такое усталость и болезнь. Каждый день утром а вечером он, ложась, говорил: «Положи, господи, камушком, подними калачиком»; поутру, вставая, всегда одинаково пожимая плечами, говорил: «Лег – свернулся, встал – встряхнулся». И действительно, стоило ему лечь, чтобы тотчас же заснуть камнем, и стоило встряхнуться, чтобы тотчас же, без секунды промедления, взяться за какое нибудь дело, как дети, вставши, берутся за игрушки. Он все умел делать, не очень хорошо, но и не дурно. Он пек, парил, шил, строгал, тачал сапоги. Он всегда был занят и только по ночам позволял себе разговоры, которые он любил, и песни. Он пел песни, не так, как поют песенники, знающие, что их слушают, но пел, как поют птицы, очевидно, потому, что звуки эти ему было так же необходимо издавать, как необходимо бывает потянуться или расходиться; и звуки эти всегда бывали тонкие, нежные, почти женские, заунывные, и лицо его при этом бывало очень серьезно.
Попав в плен и обросши бородою, он, видимо, отбросил от себя все напущенное на него, чуждое, солдатское и невольно возвратился к прежнему, крестьянскому, народному складу.
– Солдат в отпуску – рубаха из порток, – говаривал он. Он неохотно говорил про свое солдатское время, хотя не жаловался, и часто повторял, что он всю службу ни разу бит не был. Когда он рассказывал, то преимущественно рассказывал из своих старых и, видимо, дорогих ему воспоминаний «христианского», как он выговаривал, крестьянского быта. Поговорки, которые наполняли его речь, не были те, большей частью неприличные и бойкие поговорки, которые говорят солдаты, но это были те народные изречения, которые кажутся столь незначительными, взятые отдельно, и которые получают вдруг значение глубокой мудрости, когда они сказаны кстати.
Часто он говорил совершенно противоположное тому, что он говорил прежде, но и то и другое было справедливо. Он любил говорить и говорил хорошо, украшая свою речь ласкательными и пословицами, которые, Пьеру казалось, он сам выдумывал; но главная прелесть его рассказов состояла в том, что в его речи события самые простые, иногда те самые, которые, не замечая их, видел Пьер, получали характер торжественного благообразия. Он любил слушать сказки, которые рассказывал по вечерам (всё одни и те же) один солдат, но больше всего он любил слушать рассказы о настоящей жизни. Он радостно улыбался, слушая такие рассказы, вставляя слова и делая вопросы, клонившиеся к тому, чтобы уяснить себе благообразие того, что ему рассказывали. Привязанностей, дружбы, любви, как понимал их Пьер, Каратаев не имел никаких; но он любил и любовно жил со всем, с чем его сводила жизнь, и в особенности с человеком – не с известным каким нибудь человеком, а с теми людьми, которые были перед его глазами. Он любил свою шавку, любил товарищей, французов, любил Пьера, который был его соседом; но Пьер чувствовал, что Каратаев, несмотря на всю свою ласковую нежность к нему (которою он невольно отдавал должное духовной жизни Пьера), ни на минуту не огорчился бы разлукой с ним. И Пьер то же чувство начинал испытывать к Каратаеву.
16.11.1899–15.06.1922.
Классик чувашской литературы, реформатор стихосложения, художник, поэт, драматург, прозаик, переводчик.
Родился в д.Шугурово (ныне д.Сеспель) Канашского района Чувашской Республики.
М. Сеспель – один из общественных и государственных деятелей Чувашии в первые годы образования ее автономии, основоположник силлабо-тонического стихосложения в чувашской поэзии. Расширил лирические возможности стиха, основываясь на опыте русской классической поэзии, лучших образцах дореволюционной чувашской литературы, фольклора. “Eго по праву можно назвать мастером, закрывшим ворота за чувашской поэзией XIX века и открывшим их в XX столетие“.(“Мильоном стих... “.– С. 146).
Первый сборник стихов вышел в 1928 г. С тех пор его произведения издавались на разных языках народов мира. О нем написаны романы, стихи и поэмы. В 1970 г. на киностудии им. А. Довженко выпущен художественный фильм «Сеспель» (режиссер В. Савельев). Начиная с 1967 г. стало традицией присуждение премии им. М. Сеспеля в области литературы и искусства.
Именем М. Сеспеля в нашей республике названы деревня, где родился поэт, колхоз и школа в Канашском районе, библиотека и улица в г. Чебоксары, Чувашский государственный молодежный театр. На родине поэта функционирует музейный комплекс.
Основные издания: «Ҫырнисен пуххи = Собрание сочинений», «Ҫӗнӗ кун аки» (Пашня нового дня), «Хурҫӑ шанчӑк» (Стальная вера), «Чӑн чӗрӗлсен» (Возрождение), «Чунӑмҫӑм, ҫунатӑмҫӑм» (Дорогая моя, лучезарная), «Паянтан» (Отныне), «Поэзи чечекӗ» (Подснежник поэзии), «Стальная вера», «Голодный псалом», «Мильоном стих мой повторен» и др.
Библиография:
1.
Иванов, Н. Поэт хавалĕ / Н. Иванов. – Шупашкар: Чăваш кĕнеке изд-ви, 1984. – 60 с.
2.
Кăвар чĕре: поэт çинчен аса илнисем / В. А. Долгов пухса хатĕрленĕ. – Шупашкар: Чăваш кĕнеке изд-ви, 1979. – 180 с.
3.
Ермакова, Г. А. Сакральное в лирике М. Сеспеля и Г. Айги: учеб.-метод. пособие / Г. А. Ермакова. – Чебоксары: Изд-во ЧГУ, 2007. – 59 с.
4.
Михаил Сеспель и чувашская литература: традиции и новаторство: материалы Межрегион. науч.-практ. конф., 17-18 нояб. 2009 г., Чебоксары = Ҫеҫпӗл Мишши тата чӑваш литератури: эткерлӗхпе ҫӗнетӳлӗх: регионсем хушшинчи ӑслӑлӑхпа практика конференцийӗ материалӗсен пуххи (Шупашкар, чӳк, 17-18, 2009 ҫ.) / Чуваш. гос. ин-т гуманит. наук; [науч. ред. В. В. Никифорова]. – Чебоксары: ЧГИГН, 2011. – 213 с. : ил.
5.
Наш Сеспель: стихи, проза, статьи и письма М. К. Сеспеля. Воспоминания о поэте. Посвящения: сб.– Чебоксары: ЧГИГН, 1999. – 260 с.
6.
Родионов, В. Г. Сеспель – цветок земли и неба: о жизни и творчестве великого чувашского поэта Михаила Сеспеля / В. Г. Родионов. – Чебоксары: Новое Время, 2009. – 383 с. - См. обл.
7.
Сироткин, М. Я. М. К. Сеспель: очерк жизни и творчества / М. Я. Сироткин. – Чебоксары: Чувашгосиздат, 1969. – 43 с.
8.
Смирнов, Ю. А. Интертекстуальное поле поэзии М. Сеспеля / Ю. А. Смирнов. – Чебоксары: Изд-во ЧГУ, 2010. – 52 с.
9.
Основоположник чувашской советской поэзии: учен. зап. / НИИ яз., лит., истории и экономики при Совете Министров Чуваш.АССР. – Чебоксары, 1971. – Вып. 51. – 264 с. - См. текст
10.
Поэтика Сеспеля: материалы регион. конф., посвящ. 90-летию со дня рождения М. Сеспеля (22-23 нояб. 1989 г.) / НИИ яз., лит., истории и экономики при Совете Министров Чуваш. АССР. – Чебоксары, 1991. – 168 с.
11.
Революция в художественном сознании начала XX века и поэзия Михаила Сеспеля: Материалы междунар. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения поэта (18 окт. 1999 г., Чебоксары) : в 2 кн. - Чебоксары: ЧГИГН, 2001. - Кн. 2. - 186 с. - См. текст
12.
Агивер, Х. Хăватлă, çĕн чĕреллĕ çĕн ĕмĕр чăвашĕ // Агивер, Х. Илем тĕкĕрĕ / Х. Агивер. – Шупашкар, 1991. – С.31-33.
13.
Артемьев, Ю. Чун-чӗре сӑлпӑранӗ / Ю. Артемьев // Тӑван Атӑл. – 2010. – № 11. – Прил.: с. 57-65. – (Сунтал).
14.
Давыдов-Анатри, В. Вут чĕреллĕ поэт / В. Давыдов-Анатри // Хыпар. – 2000. – 4 нарăс.
15.
Ефимов, Г. Унра – пĕтĕм халăх чунĕ / Г. Ефимов // Ялав. – 1999. – № 11-12. – С. 77-78.
16.
Ишутов, Р. Кăвар сирпĕтет чĕлхипе / Р. Ишутов // Хыпар. – 2003. – 27 çĕртме.
17.
Кролькова, П. Çеçпĕл Мишши çырăвĕсем / П. Кролькова // Çамрăксен хаçачĕ. – 2002. – 26 июня – 4 июля (№ 26). – С. 4.
18.
Петров, К. Çулăмлă публицист / К. Петров // Ялав. – 1994. – № 11. – С. 28-29.
19.
Петрова, А. «Хĕртнĕ хурçă евĕр чĕлхе» / А. Петрова // Хыпар. – 2009. – 30 авăн. – С. 30.
20.
Петрова, Т. Çĕршывăн чăн-чăн патриочĕ / Т. Петрова // Çамрăксен хаçачĕ. – 2009. – 20 чӳк (№ 46). – С. 6.
21.
Прокопьев, В. Вилĕмсĕр ят-сум // Прокопьев, В. Канаш тăрăхĕн ятлă–сумлă çыннисем / В. Прокопьев. – Шупашкар, 2005. – С. 304-309.
22.
Прокопьева, Р. Çеçпĕл çулăмне никам та сӳнтереймĕ / Р. Прокопьева // Тантăш. – 2009. – 19 чӳк (№ 46). – С. 6.
23.
Смирнова, Н. Çеçпĕлпе Пушкин çулĕ / Н. Смирнова // Хыпар. – 2009. – 6 çу. – C. 6 – (Культура: хушма кăларăм / кăларăма Н. Смирнова хатĕрленĕ ; № 5).
24.
Туркай, В. Вăхăт çитĕ... : чӳк уйăхĕн 16-мĕшĕ – Çеçпĕл Мишши çуралнă кун / В. Туркай; Г. Максимов калаçнă // Тӑван Атӑл. – 2012. – № 11. – С. 74-81.
25.
Юмарт, Г. Çеçпĕл Мишшин пултарулăхĕн çĕнĕ енĕ / Г. Юмарт // Çамрăксен хаçачĕ. – 2005. – 18 чӳк (№ 46). – С. 11.
26.
Артемьев, Ю. М. «Плывем, плывем в страну коммун» // Артемьев, Ю. М. Страсть к полемике / Ю. М. Артемьев. – Чебоксары, 2003. – С. 99-102.
27.
Афанасьев, П. Сеспель (Кузьмин) Михаил Кузьмич // Афанасьев, П. Писатели Чувашии / П. Афанасьев. – Чебоксары, 2006. – С. 365-368.
28.
Васильев, В. Это нашей истории строки / В. Васильев // МК в Чебоксарах. – 2006. – 14-21 февр. (№ 7). – С. 28.
29.
Воробьев, М. Н. Цвет и звук в образной системе М. К. Сеспеля // Воробьев, М. Н. О чувашском... : исслед. о чуваш. искусстве и лит. / М. Н. Воробьев. – Чебоксары, 2007. – С. 72-90.
30.
Ермакова, Г. А. Истоки мотивов света, огня в художественном мире М. Сеспеля и Г. Айги / Г. А. Ермакова // Вестн. Чуваш. ун-та. Гуманит. науки. – 2010. – № 4. – С. 238-241. – Библиогр.: с. 241 (12 назв.).
31.
Метин, П. Сатирическая струя в творчестве Сеспеля / П. Метин // Халăх шкулĕ = Нар. шк. – 2000. – № 1. – С. 18-19.
32.
Михаил Кузьмич Сеспель: (1899-1922). «Мильоном стих мой повторен» // Выдающиеся люди Чувашии. – Чебоксары, 2002. – С. 146-154. – (Б-ка Президента Чуваш. Респ. ; т. 1).
33.
Родионов, В. Г. Сеспель, Çеçпĕл Миши (Кузьмин Михаил Кузьмич) / В. Г. Родионов // Краткая чувашская энциклопедия. – Чебоксары, 2001. – С. 369.
34.
Родионов, В. Г. Сеспель (Кузьмин) Михаил Кузьмич / В. Г. Родионов // Чувашская энциклопедия. – Чебоксары, 2009. – Т. 3: М-Се. – С. 667-668.
35.
Родионов, В. Феномен Михаила Сеспеля / В. Родионов // Лик. – 2012. – № 2. – С. 136-145.
36.
Садюков, Н. И. «Овеян ветром революции»: (образ Михаила Сеспеля в изобразительном искусстве) / Н. И. Садюков // Халӑх шкулӗ = Нар. шк. – 2009. – № 4. – С. 47-50.
37.
Федоров, Н. В. Подвиг и трагедия поэта и гражданина / Н. В. Федоров // Халăх шкулĕ = Нар. шк. – 2000. – № 1. – С. 1-8.
38.
Шушпанова, Л. Ю. Неизвестные страницы из жизни Михаила Сеспеля / Л. Ю. Шушпанова // Бюл. М-ва юстиции РФ. – 2004. – № 12. – С. 107-109.
39.
Юхма, М. Миллиона чувашей певец // Юхма, М. Песнь о Чувашии / М. Юхма. – Чебоксары, 1995. – С. 130-134.
40.
Метрическая запись о рождении Кузьмина Михаила Кузьмича (Сеспель) // ГИА ЧР. Ф.557. Оп.7. Д.315. Л.498. - См.
